Для начала списочег ОТПешек из Блича: УлькиХиме, ИчиГриммы, ГримммУль, Гин/Рукия, Бьякуя/Рукия, Кайен/Рукия, Урахара/Йоруичи, Гин/Рангику, Кира/Гин, Улькиорра/Ичиго, Хирако/Хиёри, Тоуширо/Хинамори, Джио Вега/Сой Фон, Урахара/Ичиго, Урахара/Рукия, Гриммджо/Рукия. Но слэша не будет. Пока, во всяком случае.
Люто-бешено не терплю бьякурен, ИчиХиме, ИсидаХиме, Айзен/Химе, Айзен/Улькиорра, недолюбливаю АйзеноГины и квинцест.
Это что касается Блича. Фикшн по другим фандомам тоже бывает, но гораздо реже.
Как следует из подзаголовка, тут будет гет и фем, ибо автор всеяден и любит "химичить". В порядке эксперимента же иногда проскакивают странные и, порой, крэковые пейринги. Ну а начну я, пожалуй, с гета и одного из ОТП.
Название: «Увядшие цветы» Автор: gaarik Бета: мозг и совесть Пейринг: Гин/Рангику Жанр: "ангстовый романс", драббл, POV Ран и Гина (в конце) Рейтинг: PG Фендом: Bleach Дисклеймер: отказ от прав Размещение: только через разрешение От автора: это была попытка написать более-менее вканонный гет.
Скрытый текст
…Тихий шорох опадающих на землю листьев действует успокаивающе, и Рангику, напряжённая до этого, чуть расслабляется. Последние, ещё тёплые деньки – отсылка к уходящему лету. Так стоит ли отказывать себе в удовольствии просто полежать на траве, глядя на кружащиеся над головой листья, зная, что скоро и они побуреют под натиском затяжных дождей? Продлить, хоть немного, это, словно бы застывшее время – время ясной погоды и умирающей зелени. Когда ещё тёплый, но уже с явными нотками холода ветер, что гуляет в поредевших кронах деревьев, принёс с собой первый, пряный аромат вступающей в свои права осени; а следом за пожелтевшим бамбуком то тут, то там алыми всполохами горят клёны.
Наверное, лучше забыться. Чтобы не помнить, как искрились мёдом её волосы, когда он гладил её по голове, расчёсывая пряди тонкими пальцами. Не помнить, как отражался свет в его багряных глазах. И никогда, никогда больше не вспоминать, как, поднимаясь вверх в Луче Отрицания, он тихо сказал: «Гомен-нэ». Потому что даже тогда с его губ так и не сошла улыбка.
Ох, Гин, как же с тобой трудно. Без тебя – ещё тяжелее…
Женщина тянется к стоящей рядом небольшой фарфоровой бутылочке. Проверенное с годами «лекарство», а на деле – худшее из всех. Это только кажется, что оно притупляет боль, а на самом деле усиливает её в несколько раз. Но это будет потом, а сейчас… Сейчас… Налить в чоко*, совсем чуть-чуть – на пару глотков, и выпить – залпом. Это пока всё… так, потом будет по-другому. Задержать во рту, прежде чем проглотить, и поморщиться, когда перехватит дух, а на глазах выступят сухие слёзы. Это ведь всё от крепости, да, Рангику? Не больше. И – подождать, пока сакэ не подействует, путая мысли и разливаясь по телу горячей, покалывающей слабостью. Сейчас ей безразлично, что происходит вокруг, её цель – хоть немного приглушить грызущее изнутри чувство… вины и беспомощности. Вины на себя – за то, что не смогла удержать, пусть не рядом с собой, но от предательства. Не уберегла, не заинтересовала чем-то более важным, чем его вечные игры, как с окружающими, так и с самим собой. Ведь для него её любовь – эта детская, затянувшаяся на годы привязанность женщины, не так важна, нет. Куда интереснее плести интриги, вытягивать из остальных последние капли терпимости, не так ли? Ему нужна свобода и ничего больше; он как полудикий зверь, привыкший к людям и позволяющий им находиться рядом с собой, а не наоборот. Непредсказуемый, хитрый, чертовски опасный. Потому что, если ему надоест эта игра, никто и никогда не сможет его остановить, как сейчас. Это так наивно – всё ещё верить в лучшее, а потом наблюдать, как надежды рушатся у всех на глазах, а Ичимару играючи ускользает от расставленных сетей. Дурочка, какая же ты, Рангику, дурочка, раз так слепо верила в силу своих чувств…
У сакэ необычный, ни с чем не сравнимый вкус. Оно подслащено яблочным и кислит виноградом, но не сходу, а после пары-другой глотков. И тает на языке, оставляя после себя едва различимую горечь, как самое вкусное лакомство всегда отдаёт чем-то ещё – или слишком приторно, или слишком сладко; порой от его переизбытка сводит зубы и набивает оскомину. Всего хорошо в меру, а она этой меры не знает. Или знает, но не хочет принять. Да, наверное, второе. А ещё она слишком много на себя берёт.
Наши отношения похожи на букет цветов – с течением времени они увядают, как ни пытайся продлить им жизнь, подрезая стебли и доливая воду. Ничто не вечно, и смена времён года тому подтверждение. Заменяя же засохшие цветы свежими, можно лишь обновить сам букет, не более. Мёртвые и отцветшие, они никому не нужны, разве что тем, кто до сих пор цепляется за прошлое и живёт воспоминаниями.
Пальцы дрожат и не хотят слушаться, когда Мацумото пытается налить ещё. Пиала мелко подрагивает в её руках, и стукающийся друг о друга фарфор тонко позвякивает в вечерней тишине. Солнце давно село, и местность стремительно растворяется в сгущающихся сумерках – осенью темнеет быстро, и только где-то там, на самом верху, ещё пламенеют ветки деревьев, резко выделяясь красным на фоне фиолетово-синего, затянутого облаками неба. И снова будет ночь без звёзд, холод футона рядом и её глупые, пустые надежды.
Она знает – он придёт. Неожиданно, когда она и думать о нём не будет. Неслышно войдёт в комнату, и, подкравшись сзади, сгребёт её в охапку. А ей придётся запереть в себе все тревоги и сомнения, не позволяя им вырваться наружу. Не показывать перед ним слабость. Только так.
А потом они вновь будут сидеть на деревянном настиле, смотря на мерцающие звёзды, и говорить всякие глупости. Или уйдут далеко за белые стены, в глухомань Руконгая – туда, где прошло их общее детство. И Гин, заигрывая, будет обнимать её за талию, а она, отвечая на его поцелуи – думать о том, что так и не узнает его настоящего, только если он сам этого не захочет, что несбыточно. А пока… придётся принимать его маски, как неизбежность, и улыбаться, глядя в его смеющиеся глаза. Потому что это всё, что она может сделать, даже отдавая ему себя без остатка.
А утром, едва над горизонтом займётся рассвет, он, выскользнув из кольца её рук, снова уйдёт, возможно, поцеловав на прощанье. Даже зная, что её щёки солёные, а в линии плотно поджатых губ затаилась внутренняя боль. И последнее, что она увидит, прежде чем стук задвинувшихся сёдзе отсечёт всё, пережитое ночью – это как он повёрнётся вполоборота и, улыбаясь, протянет неизменное: «Бай-бай».
Ты знаешь, это так сложно – быть с тобой, даже просто находиться рядом. Но ещё тяжелее – отпускать. Поэтому я так и не прощу себя за то, что не смогла тебя удержать – ведь каждый раз, засыпая, я могу думать лишь о том, что хочу увидеть тебя. Возвращайся ко мне. Даже если наша встреча будет недолгой. Я ждала, жду и буду ждать, ты же знаешь… И знал всегда.
О твои волосы можно обжечься. От тебя веет любовью и грустью. И я знаю, что это вызвано мной. Я знаю, чего ты хочешь, но… Прости, Рангику, только не в этот раз…
Название: "Выдыхай" Автор: gaarik Бета: спит Пейринг: Ренджи/Рукия, Рукия/Ичиго Жанр: драббл, ангст Рейтинг: PG Фендом: Bleach Дисклеймер: отказ от прав Примечание: написано на заявку Ренджи/Рукия. “Сохрани моё сердце, если не боишься моей боли”
Скрытый текст
Теперь Ренджи наблюдает за ней издалека. Он - лишний. Он - друг, не больше. В отличие от. - А нашу Рукию повысили до лейтенанта! Вот Куросаки-то удивится! - слышит он мимоходом, и слова осколками впиваются в сердце. Рукия... Ичиго... Что ж, давно пора, но... почему-то у Ренджи не получается радоваться так, как должно. Он ощущает только грусть и ещё то чувство, которое появляется, когда теряешь того, на кого ты не имеешь права. Ренджи знает, как она смотрит на него и как - на Ичиго. Он знает, что никогда не увидит в её глазах того, что предназначается Ичиго. Так же как этого не видит и сам Куросаки. Абарай видел, каково Рукии было эти долгие-долгие, невыносимо одинокие полтора года. Знает, что она чувствовала, когда Урахара позвал её назад. И только Ренджи было позволено видеть тогда её слёзы. Но - без возможности обнять иначе, не по-дружески. Он помнит ту боль, какую испытал сам, ещё когда Рукия стала Кучики. И он слишком хорошо знает, как быстро можно разрушить всё одним лишь неверным прикосновением или вовремя не сказанным словом.
Рукия смеётся, и в её глазах сияет счастье. Её сердце, чистое и трепещущее, бьётся чаще, когда она думает об Ичиго. Ренджи слишком хорошо знает, сколько раз в день с её губ слетает сказанное шёпотом не его имя. Он давно уже сбился со счёта.
На несколько дней перед её приходом в Каракуру напряжение нарастает до предела и он теряет голову. Смятение, и так усугублённое предстоящей встречей, достигает своего пика, стоит им оказаться в одной комнате вдвоём. Когда девушка в очередной раз произносит "Ичиго", он дёргается вперёд, хватая её за руку. - Рукия! Она вскидывает на него взгляд - сначала непонимающий, растерянный. Слова, готовые вырваться наружу, замирают в горле, стоит ей увидеть то самое, невысказанное, затерявшееся в самой глубине чужих зрачков. - Рукия... - выдыхает Ренджи, поняв, что она видит его насквозь. И что слова не нужны; они лишние и чересчур неряшливые для этого момента. И что так он только всё испортит. Она тоже помнит. - Ренджи. - просто говорит она, и в её голосе столько искренности и нежности, что он почти видит, как входит в его тело острый тонкий осколок льда. Осколок, посланный её же рукой. - Ренджи. - Сохрани моё сердце, если не боишься моей боли, - отрывисто бросает Абарай и, не в силах более терпеть резь внутри себя, срывается прочь. Он чувствует, что застрявший в его сердце кусок льда останется там навсегда. И не растает, нет - только не с ним. Он упустил свой шанс ещё тогда, когда она впервые переступила порог поместья Кучики.
- Ичиго!
Ренджи наблюдает издалека. Он - лишний. Он - друг, не больше. В отличие от.
Название: нет Автор: gaarik Бета: мозг и совесть Пейринг: Старрк/Халлибелл Жанр: ангст, пре-канонное АУ Рейтинг: PG Фендом: Bleach Дисклеймер: отказ от прав Примечание: написано по заявке: Старрк/P!Халибелл, AU. Халибелл теряет ребенка в жизни, а потом, увидев Старрка в Лас Ночес, мучается ночными кошмарами с обрывками воспоминаний. Примечание_2: сонгфик на песню Земфиры -
Я... хочу чтобы во рту оставался Честный вкус сигарет, Мне очень дорог твой взгляд, Мне крайне важен твой цвет.
Скрытый текст
Я умираю, когда вижу то, что вижу И некому спеть, Я так боюсь не успеть, Хотя бы что-то успеть...
Вряд ли она думала о чём-то плохом, собираясь в отпуск. Халлибелл знала, что море безжалостно, но вряд ли она думала, на что способна вода – и ведь совсем рядом с пляжем. Да не только на глубине бывают течения, у берега их ничуть не меньше. И хоть они не столь сильны, как в открытом море, но ничуть не менее опасны – особенно когда тебя, нежащуюся в тёплых потоках, вдруг подхватывает снизу и, закружив, бросает прямо в пасть панике. Когда страх пожирает рассудок, и ты сворачиваешься в клубок, закрывая живот руками – будто это способно защитить, будто это поможет, – а сама задыхаешься и глотаешь солёную воду, много воды. И ещё больше воды оказывается внутри тебя, и ещё несметно огромное её количество плещется рядом, пока ты беспомощно барахтаешься в ослепительной синеве, скручиваемый страхом – не за себя, нет, а крошечный комочек жизни внутри тебя отчаянно бьётся в попытке дышать...
Это было до смешного нелепо и банально, и Халлибелл не любит вспоминать об этом, как о причине. Следствием же стала потеря её ребёнка, их ребёнка – той самой ниточкой, что связывала её с ним. Пусть он так и не узнал, что она была тогда беременна.
Замороженными пальцами В отсутствии горячей воды, Заторможенными мыслями В отсутствии конечно тебя.
Потом было много, очень много табачного дыма, солёных губ и сгоревших до фильтра сигарет. И горечь, кажется, навеки въевшаяся во вкус его поцелуев, которыми он пытался утешить её. Всё ещё не зная причины. А потом она умерла.
Халлибелл не любит вспоминать об этом: в конце концов, её человеческая жизнь была настолько же бесцельна, как и всё остальное. Центром всего могло стать лишь рождение ребёнка – тогда бы она, наконец, стала бы принадлежать ему, а не самой себе. Могло бы. Ей казалось, что она дышит водой, как в тот раз, когда в её лёгкие вместо кислорода вливалась морская вода. Та самая, что стала неудачной попыткой научиться плавать для неё и – гибелью для плода. Кто ж знал, что смерть наградит её водной стихией...
И я застыну, выстрелю в спину, Выберу мину, и добрый вечер! Я не нарочно, просто совпало, Я разгадала знак бесконечность.
Однако смерть помимо насмешек придала её существованию ещё и какой-то смысл. Воистину, всё познаётся в сравнении... Теперь у Халлибелл была целая вечность - чтобы помнить. Или попытаться забыть?..
Она почти забыла? – нет, конечно, забыть это невозможно, только если притупить боль временем, – когда в Лас Ночес пришёл гость. Он не был один, этот одинокий волк – он пришёл с девочкой, и Тиа не могла отделаться от ощущения, что он всё знал с самого начала, ещё когда она пошла к врачу и там, в кабинете за разделяющей шторой, под шум ультразвука смотрела на крохотный комочек жизни, живущий у неё в животе... Ведь тогда... у неё тоже должна была быть девочка. Но он не помнил, даже её саму – и то не помнил. В отличие от неё.
Разочарованные фильмом, Очарованные небом глаза, Я не смогу объяснить, Но возвращаюсь назад.
С приходом Старрка все её чувства, мысли и воспоминания обострились до предела. Сравнивая человека из своего прошлого и Койота и подмечая разного рода совпадения, она радовалась и одновременно страшилась этого. Он это или нет? Или просто похож характером? Или же она всё выдумала?.. «Я веду себя как несовершеннолетняя дура», – думала Тиа, а по ночам просыпалась от звука его голоса: ей казалось, что её подушка пропахла им, что его глаза – понимающие, добрые и бесконечно усталые – смотрят на неё из тёмного угла, и что она всё ещё человек, а всё это – лишь странный и страшный сон, результат воспалённого воображения. Нет никаких арранкаров, нет Дворца и не скрипит песок под лапами призрачных волков...
Старрк был молчалив и держался обособленно, и она не могла найти к нему подход. С какой бы стороны она не подошла – всюду натыкалась на пофигистично-недружелюбный настороженный взгляд Лилинетт. Будто бы та его оберегала, как некогда сама Тиа скрывала от того, прошлого Старрка свою беременность. Халлибелл находила это понятным и разочаровывающим. Лилинетт защищала самое дорогое, что у неё было, и ей было плевать на чувства другой женщины, чужой им со Старрком, которая почему-то хотела приблизиться к ним. Детское собственничество и ревность, на самом деле, куда более страшны по своей силе и упёртости, нежели зрелые, осознанные чувства. Взрослый может понять. Ребёнок – нет. Ей казалось, что её прежняя жизнь переложилась на нынешнюю. И что в этой жизни ей нет места – оно дано только ему и этой девочке, неродной почти-дочери, половинке души. Той, кем не смогла стать она сама.
И я застыну, выстрелю в спину, Выберу мину, и добрый вечер! Я не нарочно, просто совпало, Я разгадала знак бесконечность.
На самом деле она просто боялась, что, если он вдруг спросит у неё почему, ей будет нечего ответить. За столько лет правда потеряла свою значимость и виделась не более, чем отговоркой. Но он молчал, и лишь изредка, встречаясь с ней в коридорах, коротко кивал в знак приветствия. И уходил к себе в покои. К Лилинетт. Но Тиа уже слишком в себе для того, чтобы поворачивать время вспять. Хотя вот поживёшь с её, и после пары-тройки сотен лет настоящий возраст воспринимается уже спокойней. Подумаешь, морщины или там седина! Мёртвые не стареют.
* * *
Халлибелл не любит помнить о неудачах, но хорошо помнит время, когда её потеря обернулась вторым шансом. В тот день, зайдя в комнату, она увидела на прикроватном столике что-то белое. Что при ближайшем рассмотрении оказалось костяной пластиной, на одной стороне которой были вырезаны три фигурки – её, маленького ребёнка и волка. Он всё-таки знал. И помнил.
Проводи меня, останется Не больше, но и не меньше чем звук. А звук - все тот же, что нить, Но я по-прежнему друг.
1.5.2011, 22:04
