Подумал, а дай ка выложу. Креатива не много, и одни фанфики.
Фэндом: Хеллсинг.
Название: «Пятая пуля» Бета: Annatary Герои: Хайнкель Вольф, Энрико Максвелл, Юмико Такаги, Александр Андерсон Категория: джен Рейтинг: PG-13 Жанр: drama, angst, flashback Размер: мини Саммари: Хайнкель приходит на могилы Искариотов, чтобы покончить с призраками прошлого. Дисклаймер: все персонажи принадлежат Хирано
Скрытый текст
Для некоторых людей сама жизнь уже требует немало мужества. Марк Леви. «Дети Свободы»
Хайнкель поставила фляжку с виски на небольшой мраморный постамент и подняла глаза к небу. Сегодняшний день выдался на удивление ясным. Дул тихий ветерок, на небе ни облачка. Издалека доносился весёлый смех детей и журчание речушки. Хорошее место. Поразительный контраст с тем, что творилось в душе… хотелось кричать, выть так, чтобы испугать волков, если бы они могли это услышать. Но наёмница не привыкла выносить своё душевное состояние на люди, поэтому она молчала, молчала уже больше года, каждую ночь возвращаясь в Лондон. И с каждым днём жизнь продолжала медленно отравлять её. Щёку вновь пронзила острая боль, но Вольф даже не подняла руки, чтобы поправить бинты. Всё, что могло быть вылечено, уже давно зажило. Лица, конечно, больше не существовало, но делать пластическую операцию Хайнкель не захотела. Просто не смогла себя заставить избавиться от вечного напоминания о той ночи. Кто-то другой жалел бы о потерянной красоте, но тогда, сразу после эвакуации из уничтоженного города, когда ей пришлось на своих руках выносить то, что осталось от её друзей, от коллег, от… ей было глубоко плевать. А потом не смогла. Существенным недостатком было то, что возможность «подцепить» кого-то стала практически равной нулю – мужчины вовсе не горели желанием знакомиться девушкой с перебинтованным лицом. Ещё хуже было, если бинты отсутствовали. А так хотелось забыться в чьих-то нежных объятиях хотя бы на ночь. Альтернативой было утопить себя в бутылке, но это была бы поддельная смерть. Всегда оставалась продажная любовь, но Вольф с детства ненавидела всё фальшивое. Ещё со времён приюта и празднования всем коллективом какого-нибудь дня св. Патрика… вроде всем весело, а радости никакой. Заменить настоящую семью не могло ничто. Хайнкель попала в приют после того, как родители погибли в автокатастрофе, и руки матери ей не могли заменить никакие суррогаты. Может быть поэтому, её так никогда и не пытались удочерить – перед любым возможным кандидатом на роль опекуна она превращалась в маленького демона, угрюмого и необщительного. Может быть, поэтому Хайнкель сблизилась с остальными изгоями приюта – бастардом какого-то известного чинуши и плодом изнасилования… «адская тройка», как их называли. А они отвечали миру взаимностью…
Дикий, излучающий какую-то звериную ауру, но такой добрый, словно нянька-медведь. Беспощадный учитель и великодушный наставник. Андерсон мог наложить епитимью за нарушение режима приюта, но это всегда случалось утром, а ночью он без слов доставал из вороха книг, разбросанных в каком-то диком порядке по его келье, сказки Андерсена и читал до тех пор, пока ребёнок на его коленях не засыпал. А потом сам спал, сидя в кресле, боясь побеспокоить своего подопечного. Единственный, кто был к ним доброжелательным. И оставался таковым всегда, даже после того, как Хайнкель сбежала, решив, что в этом мире опираться надо на оружие, а не на религию. Неизвестно, кто подкинул в небесную канцелярию идею собрать их вместе снова, но без падре там явно не обошлось. А теперь они снова разошлись…
Вольф смотрела на ровные ряды одинаковых белоснежных надгробий с золотыми крестами, на знакомые имена. Искать было не нужно, она прекрасно знала, где спят те, кто был для неё самым дорогим в этой жизни. На этом небольшом кладбище наёмница не была с момента похорон, но видела их перед собой так, словно это было вчера… Прошедшая ночь была годовщиной… и очередным кошмаром. Пора было с этим кончать.
***
Белый мрамор, серебро гравировки. Такаги Юмико.
***
Хайнкель пришла в библиотеку в поисках тишины. В общей спальне искать её было бесполезно, на улице - тоже. Там наверняка можно было найти тихие места, но это её первый день здесь и начать осваивать новое жилище она может когда-нибудь потом. А в библиотеке людей должно быть меньше, чем где бы то ни было. Большинство обитателей приюта составляли дети, которым гораздо интереснее было играть в такой прекрасный летний день, чем сидеть в помещении. Так и было, достаточно большой зал с мягкими креслами был практически пуст. Несколько монахов-библиотекарей в сутанах ходили вдоль длинных полок, и ни одного воспитанника. А, нет, кто-то всё же есть... Девушка азиатской внешности в очках сидела, уткнувшись в книгу, и увлечённо читала, иногда конспектируя. Хайнкель устроилась в кресле в углу и опустила голову на руки, погрузившись в свои мысли. Интернат ей не нравился: мельтешащие дети, подтянутые священники… и осознание того, почему она тут оказалась. На глаза чуть не навернулись слёзы, и девушка с трудом, но сдержалась, все больше погружаясь вглубь своей души.
Чья-то рука коснулась её плеча. Хайнкель подняла голову – перед ней стояла та самая азиатка, которую она проигнорировала. Ничем особенным она не выделялась, была примерно её возраста, глаза вот только красные, словно от недосыпа…
– Чего тебе? – на разговор Хайнкель была не настроена никоим образом. – И-извини, пожалуйста, я Такаги Юмико, – девочка запнулась, – ты просто выглядела так грустно… – Отвали! – огрызнулась Вольф.
Такаги шмыгнула носом и едва на расплакалась от такого резкого ответа.
– Н-но… Господь сказал, что … – Слышь, ты, Такаги Юмико, – Хайнкель встала, – сгинь отсюда, пока я тебе не объяснила более подробно.
У Юмико задрожали губы. Она отступила на шаг назад.
– Н-но… я подумала, что, ты сейчас уснёшь, а спать – это плохо… – Тебе явно меньше думать надо, дура, – Вольф оттолкнула японку и резким шагом вышла из библиотеки, твёрдо намереваясь найти самое тихое место этого интерната. Там, где её не будут доставать сердобольные малявки, которым прямая дорога в сёстры милосердия…
***
– Меньше надо думать и сразу стрелять… так я тебе всегда говорила, да, Юмико? – Хайнкель с нежностью прикоснулась к мрамору, словно это была голова подруги, – а Юмиэ была со мной согласна. Ты себе не представляешь, что бы я отдала за то, чтобы было наоборот…
В памяти услужливо всплыла картина того, как голова Юмико отлетела от шеи… несколько пальцев и кусок груди потом так и не нашли. Как и кусок от любимой катаны девушки. Так и похоронили, сложив в гробу, словно конструктор, монашку-самурая и её меч.
– А помнишь, как ты мне говорила, что с моей живучестью я переживу всех вас, за исключением падре? Ошиблась ты, его я тоже пережила… и спать я теперь боюсь. Помнишь, обещали, что если кто-то из нас останется в живых, то каждый год будет приходить на могилу второй? Видишь, я выполнила обещание, подруга. Но, боюсь, что ещё раз, я уже не приду. За тебя, «милосердие ты наше инквизиторское»… Вот ведь змей, уж если плюнет, так прилипнет… тебя же никто после той операции иначе и не называл. Всего-то позвонила ему среди ночи с запросом, можно ли оформить через наш приют пару десятков детей-еретиков… за тебя.
Глоток виски обжёг горло в первый раз. Наёмница вытащила из складок плаща небольшой чёрный револьвер. Она не разу им не воспользовалась в боевой обстановке, хотя регулярно стреляла в тире, чтобы не потерять сноровки. Подаренный старыми друзьями в честь её первой годовщины службы в «Искариоте», предназначенный, скорее, для самообороны тогда, когда ношение кобуры было невозможно, легко помещающийся в сумочку или крепящийся к бедру «Смит и Вессон» так ни разу не отобрал жизнь. Сегодня у него будет такой шанс. Второй она достала маленькую серебряную коробочку с гравировкой «Хайнкель Вольф от друзей и учителя». Внутри на чёрном бархате лежали пять серебряных пуль. Вытащив первую, ничем не отличающуюся от обычных патронов, она вставила её в барабан.
***
Белый мрамор, серебро гравировки. Такаги Юмико.
***
День выдался удачным, Хайнкель прогуляла уроки и, выбравшись за стены интерната через дырку, которую ей подсказал Энрико, в обмен на обещание купить полкило шоколада (и ведь ещё торговался!) с приподнятым настроением прогулялась по городку, посмотрела на Рим с холма – зрелище всё-таки было прекрасным. В общем, отдохнула. Возникла мысль «кинуть» Максвелла, чисто из принципа, но это было чревато. Во-первых, они всё же, можно сказать, с натягом, но дружили. Вернее, взаимовыгодно сотрудничали. Максвелл заявлял, что дружба людей ему не нужна как факт, а девушка не горела желанием заводить в этом месте новые знакомства. Как они сошлись, она до сих пор не понимала. А во-вторых, Вольф чувствовала, что ссориться с Энрико не следует. Парень был злопамятным и никогда ничего не забывал. К тому же, его мозги всегда выдавали наилучшее решение любой проблемы. И при этом, Максвелл помнил и доброту. Можно было рассчитывать, что этот шоколад они ночью съедят на пару, если у него, конечно, внезапно из-за чего-то не испортится настроение, а в такие моменты он был воистину невыносимым. Следя за окнами особняка, чтобы не пропустить вездесущего падре, с которым за самоволку всё равно придётся объясняться, она медленно кустами пробиралась к чёрному ходу. И перед самым входом натолкнулась на…
– Ну, привет… – перед ней стояла Юмико.
За проведённые в приюте полгода Хайнкель натыкалась на неё от силы раза три – и то издалека. Такаги была младше её на два года, и жила в другом корпусе общежития, имея славу «существа не от мира сего». Максвелл как-то вскользь упомянул, что связываться с японкой считалось себе дороже, так как она была склонна к необоснованному насилию, и держали её тут вместо психушки исключительно по ходатайству Андерсона. Учитывая же сдвиг в мозгах её матери, сначала сохранившей ребёнка, зачатого после изнасилования, а потом отказавшейся от неё, верилось в это легко. Хотя, вспоминая свой опыт общения с Юмико, Вольф с трудом верила, что подобное создание способно на насилие. В отличие от попыток влезть кому-то в душу.
– Чего надо, Такаги? – Хайнкель сделала попытку обойти препятствие, но Юмико сделала шаг в сторону, продолжая стоять на пути. Что-то в выражении её лица отличалось от обычного вселенского милосердия. Да и очки она куда-то дела. Вольф нахмурилась, но поднимать шум до того, как она ликвидирует все улики самоволки, было неразумно. – Решила себе проблем нажить? – Ты меня с ней не путай, Вольф, – да и манера говорить была другой: интонации были более жёсткими, даже более низкими. – Я тебе не она, но она и я – это я и она. – Ты чего несёшь, полоумная? – Хайнкель уже смирилась с тем, что мирно разойтись не удастся, и думала, куда бы поставить шоколад так, чтобы не помялся. – А вот сейчас узнаешь…
***
– А шоколада своего Максвелл так и не дождался, да, Юмиэ? – Вольф глотнула виски. – Не дождался, и шипел на меня неделю. Я ведь так и не заметила падре. И ведь разнимать не стал, дождался, пока обе на землю свалимся. «Ярость надобно не подавлять, но изливать», да? Кто бы знал, что подобные излияния будут повторяться регулярно. Только Юмико было жалко, я на неё после этого в первый раз налетела со злости, а из неё боец, как из меня самаритянин. И ведь правда, от любви до ненависти и наоборот, один шаг. Год регулярных стычек – и совместное распивание пива на крыше в итоге. Зато так я узнала, как ты меняешься с Юмико… ХА! Берсерк пьянеет и засыпает с поллитра пива! Скажи я это кому-нибудь в Отделе – хохот бы поднялся от казематов до кабинета Максвелла. Да, Юмиэ? За тебя, подруга.
Вторая пуля, окрашенная в багряный цвет, вошла в ячейку барабана.
***
Белый мрамор, серебро гравировки. Александр Андерсон.
***
…Хайнкель кувырком ушла за какие-то ящики, наугад выпустила пару пуль, не высовываясь из укрытия. Чёртов информатор! Обещал пять человек – оказалось, что в этом чёртом поцелованном складе их оказалось двадцать. И ведь это её первое задание в должности боевика в этой организации! Своего рода, вступительный экзамен. Будь ты хоть трижды ветераном (а у Хайнкель к тому моменту, когда в дверь её пропахшей табаком и алкоголем квартиры постучался человек, которого она не ожидала больше увидеть никогда, с крайне заманчивым предложением, промышляла заказными убийствами уже больше трёх лет), но первое задание ты должен выполнить в одиночку. И только после этого новый член узнает, кто именно его нанял и увидит лица своих коллег. Но, Пресвятая Дева, если её сейчас тут убьют, кому от этого будет польза! Сбоку в окне промелькнула какая-то тень. Наёмница выстрелила на упреждение, и тень исчезла.
– Педро, тащи сюда гранаты! Эта сучка белобрысая убила дона Базини! Слышь, мразь, выходи сама, тогда умрёшь быстро и безболезненно!
Хайнкель выглянула из укрытия и бегло расстреляла всю обойму любимого «Sig Sauer». На три трупа стало больше, но радости это не внушало. Осталось пять патронов в «Браунинге» и нож.
«Эх, мне бы ваши гранаты».
– СУКА!!! – голос был уже другой. – Я твой труп насиловать буду, пока ты не оживёшь от шока!!! А потом ещё раз затрахаю, уже до смерти! – Ага, сейчас! – наёмница положила пустой пистолет на пол и вытащила клинок, пару раз спасавший ей жизнь.
«Застрелиться как-то пошло, а так… бегом сблизиться, попутно расстреляв оставшиеся патроны для отвлечения,… может быть, удаться прирезать ещё одного. На многое надеяться было бы глупо, ублюдков было всё же слишком много. Останется только пожелать всяческих «благ» заказчику. Зато потом никто не скажет, что Хайнкель Вольф плохо выполняла свою работу».
– In nomine Patris et Filii et Spiritus Sancti*, – Вольф быстро перекрестилась и в последний раз в жизни выдохнула. – AMEN!!!
И погрузилась в вихрь каких-то листов бумаги, абсолютно потеряв ориентацию. Вокруг кричали люди, и раздавался свист, оканчивающийся смачным хлюпаньем.
– Пей серебро души, Шимабара! – до Вольф донёсся ликующий и такой знакомый голос.
– Отец Андерсон! Юмиэ! – Хайнкель в шоке смотрела на испачканных кровью людей. – К-как такое возможно?! И что это было? – Если какой-то ублюдок не может отвечать за то, что продаёт – это не повод, чтобы одна из моих учениц преждевременно отправлялась на тот свет, Хайнкель, – прогудел Андерсон. – Я думаю, что у тебя будет возможность с ним сегодня увидеться. А насчёт увиденного… у тебя будет много времени, чтобы всё узнать. – Много, много времени… – Юмиэ вытерла катану о подол платья. – Так значит, наниматели – это вы? Сегодня? – Вольф подняла с земли пистолет и вложила его в кобуру. – Думаю, что мне на поиски понадобится не меньше месяца, эта крыса умеет хорошо прятаться, а узнав, что тут произошло, он тут же свалит. Я ещё ни разу не оставляла в живых ублюдков, которые меня подставляли. – Да ну?! – Юмиэ дико расхохоталась. – Что же он тогда делает в наших казематах? – Я, что, влипла в какие-то церковные разборки? И когда ты постриглась в монахини? От тебя я такого не ожидала, – Хайнкель улыбнулась. Потихоньку наступало облегчение от мысли, что и в этот раз костлявая только помахала ручкой из-за угла. – Это не я, – скривилась «монахиня», – это она. И вообще, пора отсюда убираться, пока полиция не понаехала… – Не в разборки, просто наш начальник очень не любит, когда что-то неприятное касается лично него. Развивает прямо-таки божественную прыть, я бы сказал, – попытался пошутить Андерсон. – Но, Юмиэ права, нам надо отсюда уходить. Исповедь у тебя я приму позже. Судя по твоему досье, тебе есть, что мне рассказать. – Привыкай, подруга! – хлопнула наёмницу по плече берсерк. – Теперь тебе регулярно придётся исповедаться, и вообще посещать церковные мероприятия. – Угу, разбежались… – Вольф весело посмотрела на нахмурившегося Андерсона. – А зарплату мне будет платить Энрико, чтобы уж компания собралась полностью, да? Ха-ха-ха-ха-ха!
Не заметив и тени улыбки на лицах старых знакомых, Хайнкель осеклась.
– Э-эээ… отец Андерсон, только не говорите мне, что… – Его Преосвященство епископ Максвелл уже лишние пятнадцать минут ожидает нас в своём кабинете, и если мы не поторопимся, то первый гонорар совпадёт у тебя с первой отповедью. – О недопустимости и далее по тексту… – Юмиэ скривилась, – за эти десять лет он ни капли не изменился, змей. Добро пожаловать в XIII отдел специальных операций священной инквизиции «Искариот»! С тебя пиво. – Это тебе-то?! – Вольф рассмеялась. – Скажешь кому-нибудь – убью на месте, – без тени шутки процедила Такаги.
***
– И так всегда. Каждый раз вы вытаскивали мою задницу из ещё большей, да, падре? Сначала дали мне стимул жить дальше, помогли смириться со смертью родителей. Да и в моей кривой карьере как-то всегда получалось, что самые серьёзные мои враги внезапно «играли в ящик»… без вас же там не обходилось, правда? И всё, что я могу вам сейчас сказать – это «спасибо»… а вы не можете меня снова наставить на путь истинный, как это у вас всегда так получалось. Я снова хочу забраться к вам на колени и попросить почитать мне сказку… глупая просьба от тридцатилетней наёмницы, да? За вас, учитель.
Пуля, с гильзой, маркированной золотым крестом, заняла своё место.
***
Белый мрамор, золотая гравировка. Энрико Максвелл.
***
Хайнкель чувствовала себя в вечернем платье, словно в костюме клоуна. Или дорогой машиной, на которой приехали, чтобы похвастаться. За два часа, что она провела на этом приёме, мысленной брани удостоился и Максвелл, маячивший на противоположном углу зала в компании каких-то благообразных стариков, который притащил её в качестве охраны, и Андерсон, наотрез отказавшийся заменить Вольф, мотивируя это тем, что в сочельник работают только еретики и альтруисты. А богобоязненные святые отцы должны водить с детьми хоровод. Предъявлять претензии к Юмиэ было глупо… к Юмико ещё глупее. Не сказать, чтобы Хайнкель было бы очень весело праздновать Рождество в гордом одиночестве, но находиться здесь было ещё противнее. Во всяком случае, если бы при ней была её обычная одежда и оружие. Так нет же! Этикет, мать его! От кого тут можно было охранять шефа, Вольф тоже понять не могла, поместье было оцеплено со всех сторон, это она ещё из окна машины оценила. Кто бы не занимался организацией охраны, своё дело он знал. А публика никак не предвещала какие-либо неприятности. Дамы с дорогими собачками, официанты одеты лучше иных гостей. В общем, страшновато. А Энрико себя чувствовал в этом обществе как выдра в воде. Оставалось только понять, зачем ему здесь она?
Максвелл закончил разговор и направился к ней, подцепив с ближайшего подноса два бокала шампанского. Один из которых весьма галантно преподнёс наёмнице.
– Скучаешь? Ну, извини, извини… тебя бы наши разговоры там скорее всего бы усыпили, – новоположенный епископ пребывал в прекрасном расположении духа. – Расслабься, охранять тут меня не от кого. – Вытащил меня в выходной день, даже сверхурочку не оформил, и ещё ждёшь, что я довольна буду? – Хайнкель пригубила бокал. Игристое вино оказалось приятным на вкус. Напиток был высочайшего качества, подобные Вольф пила за свою жизнь один или два раза. – И если охрана тебе не нужна, можно узнать, зачем я тебе тут? – Ну, например, чтобы провести вечер в компании умной и красивой женщины, такой вариант тебя устроит? А ты вместо прокуренной каморки всю ночь будешь на самом виду у высшего общества. – Сказала бы я тебе, где я это общество видела, да этикет не позволяет, – Вольф мягко рассмеялась. – И раз уж я работаю сверхурочно, то соизволь считать меня полноправным спутником, а не пассией, которой махнули в сторонку ожидать снизошедшего чуда. – Да легко! Дайте мне вашу руку, синьорина, и позвольте мне вас проводить, – Энрико провёл Вольф к благообразному старику в строгом аккуратном костюме. – О, Энрико! Я фсё ждаль, когда же фы меня найдёте. Для фас не характерно игнорирофать деловых партнёроф.
«О Боже, – пронеслось в голове у Вольф. – И ведь сама виновата».
Энрико пожал протянутую сухую и жилистую ладонь.
– Франц, вы же знаете, я всегда выполняю свои обязательства. Позвольте мне представить вам мою спутницу. Хайнкель Вольф.
Брови старика поползли вверх. Тем не менее, он был сама галантность.
– О, наслышан, фесьма наслышан, – поцелуй протянутой руки Вольф был точен и выверен, но немного напряжён. – Франц Лейден, к фашим услугам. – Вы мне льстите, господин Лейден. – Франц. Для друзей моих друзей я просто Франц. – Я надеюсь, вы слышали только хорошее… Франц. Но должна сказать, что Энрико имеет свойство приукрашивать. – Только хорошее, фройляйн Фольф, только хорошее. Но не от Энрико, – в глазах старика проскользнула стальная искорка. – От других людей… фы на них раньше работали. И они фас характеризофали с фысочайшей похфалой. Фоистину, Энрико, фы умеете собирать жемчужины ф коллекцию.
Вольф напряглась. До прихода в «Искариот» профессия у неё была одна и миролюбивостью не отличалась.
– Хайнкель, всё нормально, – Энрико улыбнулся, – Франц мой старый и хороший деловой партнёр. Как я тебе уже говорил, здесь абсолютно безопасно. – Да, абсолютно. Это я могу гарантирофать, фройляйн. Охрану несут мои люди. – Именно поэтому я и жалею, что Энрико взял меня одну на этот светский раут, – лучезарно улыбнулась убийца. – А я рад, – Максвелл обнял Хайнкель за талию. Наёмница чуть дёрнулась, но не отстранилась. – Франц, может быть, мы перейдём к делу? – Я распоряжусь, – старик кивнул, – ты помимо обычного заказа, хотель обсудить ещё что-то? – О, да. Я хотел заказать кое-какие новые образцы, и, если пробные экземпляры будут успешны, я возьму партию. – И пригласиль одного из лучших специалистоф ф нашей области как консультанта, – Лейден усмехнулся и провёл рукой по волосам. – Я фсегда зналь, что ты талантлифый мальчик, Энрико, но сегодня ты это доказаль. Жду фас через полчаса у себя ф кабинете. Как дойти, ты знаешь.
Коротко поклонившись Хайнкель, оружейный барон покинул «искариотов».
– Так я тебе нужна была как эксперт? – тычок в рёбра был весьма ощутимым. Энрико охнул, но устоял на ногах. – Ну, я решил, что новые игрушки должен выбирать тот, кто играть и будет, – епископ улыбнулся. – Это не надолго, часа на три. А потом я тебе компенсирую всё затраченное время. – О, да… – Вольф ткнула Максвелла ещё раз, предвкушая погружение в столь привычный и любимый ею мир стали и пороха, – ты мне всё компенсируешь. За все те годы, что мы не общались.
***
– И что ты мне теперь прикажешь делать? – одинокая слеза скатилась по щеке. Хайнкель присела рядом с надгробием. – Я ведь тебе так и не сказала… никто не знал, даже Юмиэ. А потом был Лондон, и всё кончилось сразу и навсегда. Для всех. Врачи сказали, что детей я больше никогда иметь не смогу. Во мне что-то умерло, когда я тебя увидела. Когда вытаскивала колья один за другим, когда тащила на себе. Как ты мог умереть и не взять меня с собой?! Скажи мне, Энрико, какого чёрта я должна была пытаться жить, когда никого из вас нет рядом? Зачем мне жить?! Я здание конторы видеть не могу. И ни одного знакомого лица, кто выжил – все перевелись. От Мифуне этого уже тошнит, узкоглазый чёртов. И замашки у него как у тебя, змеиные. Снова податься в киллеры? А зачем? Денег у меня достаточно, Инквизиция не скупилась. А я жить не хочу, не могу я жить! Я к вам хочу, к тем, кто меня держал на этом свете, вытащив из тьмы в полумрак… я к тебе хочу…
Вольф всхлипнула и достала четвёртую пулю с серебряной гравировкой в виде роз на гильзе.
– И кто из вас подал идею мне это подарить? Хранила ведь на полочке, протирала… и это всё, что у меня от вас осталось…
В барабане осталось пустое место. В футляре остался последний патрон.
***
– Простите меня, святой отец, ибо я согрешила. – Проходи, Хайнкель. Я не за исповедью тебя вызывал. Садись, – Андерсон показал на диван напротив своего любимого кресла. – А зачем тогда? – девушка подозрением смотрела на гиганта. – Проходи и садись, поговорим. Чаю хочешь? – священник показал на пыхтевший в углу чайник. – Нет, падре, зачем вы меня вызывали? – Хайнкель присела на краешек дивана. Андерсон сел в кресло, и пронзительный взгляд зелёных глаз опустился на девушку. – Я хотел поговорить о тебе. Я вижу, что тебе тут не нравится, и это нормально, но… – А вы как думаете, каково мне тут?! – выкрикнула Вольф. – Хайнкель, я попрошу меня выслушать и не перебивать, – мягко продолжил Андерсон. – Потом можешь идти, и делать что захочешь, но пока просто выслушай. Наш мир, каким его создал Господь, не идеален. И это наша вина, что мы, поддавшись искушению или проявив малодушие и слабость, делаем его ужаснее. Рано или поздно, каждого из нас постигает утрата. Мы теряем самое дорогое, что у нас есть. Но ожесточать себя… я не могу сказать, что это достойный повод. И в первую очередь это неуважение к тем, кто ушёл. Да, кто-то теряет близких рано, кто-то позже, но это всегда происходит. И оставшиеся жить должны хранить память об ушедших. Кто-то этого не выдерживает, кто-то забывает. Кто-то срывается и кончает жизнь самоубийством, если утрата была слишком велика. Но, Хайнкель, подумай, хотели бы твои родители, чтобы ты умерла, не увидев этот мир во всей красе? Чтобы они сказали, если бы могли, на… хм… на такое разбрасывание своей собственной жизнью. Человек не может жить один, он рождается и проходит становление в окружении друзей, учителей, семьи. Всё вместе это и формирует человека как венец творения. Человека, созданного по образу и подобию Господа. Человека, наделённого властью созидать. А что делает тот, кто сознательно отказывается от всего этого? Он отвергает всё то, что столько людей в него вложило, он проигрывает тому, кто всегда ждёт момента, чтобы подтолкнуть. Человека, стоящего на грани, достаточно всего лишь подтолкнуть. Но не надо думать, что толкает только Искуситель. Господь видит нас всех, Хайнкель, и помогает в нужную минуту. В минуту слабости, в минуту отчаяния. И не надо отвергать тот шанс, который он предоставляет. Из поколения в поколение отец передаёт навык сыну, мать учит дочь добродетели. Ученики превосходят своих учителей, ибо плох тот ученик, Хайнкель, который хотя бы не попытался это сделать. И это, можно сказать, долг каждого человека. Бросать эту, на мой взгляд, священную ношу – значит предать память тех, кто её на тебя возложил. Твой отец учил тебя быть честной и всегда выполнять свои обязательства, твоя мать дала тебе любовь, которая является величайшим из человеческих качеств. Не надо отвергать это. Подумай и ты сама поймёшь, что жизнь – это величайшее достояние Человека, ибо только в неидеальном мире он может приблизиться к идеалу, постоянно совершенствуясь и закаляя себя. Совершенствуясь, созидая и любя, в первую очередь ради памяти тех, кто сделал тебя тем, кто ты есть. – Святой отец… – Ничего не говори Хайнкель, не надо. Просто подумай над тем, что я тебе сказал. Если захочешь что-нибудь обсудить – приходи ко мне, я всегда рад помочь. И, пожалуйста, больше не прогуливай занятия, сестра Роберта очень милая женщина, но даже я не могу слушать её жалобы постоянно. Пожалуйста, избавь меня хотя бы от этой проблемы, договорились?
***
Хайнкель смотрела на пятую пулю, которую отливали по её личному заказу. Гильза, покрытая белым золотом, тихо поблёскивала. Завершающий штрих в этом наборе – четыре пули от коллег и одна от самой Хайнкель. Пятизарядный барабан, символизирующий их братство и единство. Осталось сделать последний шаг, но старый разговор с Андерсоном, внезапно всплывший из глубин памяти, прокручивался в голове снова и снова. «Ради памяти тех, кто сделал тебя тем, кто ты есть…» Но те были далеко, практически недосягаемы. Единственным способом снова встретиться было вставить пулю в револьвер. «Созидать и любить… мне уже некого любить, а продолжать наше дело, я не уверена, что смогу. Нужна решимость такая, какая была у вас, падре… и сила. Я всегда считала, что её у меня вдоволь, но для этого надо гораздо больше, гораздо больше… словно листьев на дереве, словно… листьев… листков…» «Ученики превосходят своих учителей, ибо плох тот ученик, Хайнкель, который хотя бы не попытался это сделать…»
– Мы верующие и не верующие, мы апостолы и не апостолы. Как вы думаете, святой отец, если Господь следит за нами в час отчаяния, то может быть, он обратит свой взор на гончую свою хотя бы один раз? Жить ради памяти… ради того, чтобы когда-нибудь встретиться снова. Или закончить всё здесь и сейчас?
***
Пятая пуля упала на могилу Максвелла. Хайнкель крутанула барабан и приставила револьвер к виску.
Название: Happy New Year Бета: Ойёёёёё... Категории: Не назову это юмором, так мысли вслух. Персонажи: Уолтер, Интегра, мимолётно Пип и Серас. Предупреждение: ООС Рейтинг: G
Скрытый текст
«С Новым годом!!!» – С этим криком полупьяные (а то и совсем пьяные) мужики носились по ночному городу, размахивая зажатыми в руках петардами. А их материли экипажи «скорой помощи» и случайные прохожие… Злобные гастарбайтеры оккупировали центральную площадь страны и косились на случайно забредших на давно ставшую уже не их территорию коренных жителей столицы и её ближайших окрестностей. А на них косились господа в серых шинелях. Президент вещал с трибуны, грохотали залпы салюта… всем было весело, даже тем, кто тихо храпел, опустив лицо в салат оливье. А потом настало утро… со всеми вытекающими. Впрочем, народ это не оценил, ибо привык. А кто нет… что ж, мы им просто посочувствуем. И не будем заморачиваться, ибо всё это происходило так далеко от интересующих нас событий. А наших героев бредни далёкой и холодной страны, в которой уже который год было ненормально тепло, совершенно не интересовали. Поскольку они мирно спали… а потом они проснулись и…
- Уолтер, именем королевы, КАКОГО?.. – Интеграл попыталась закутаться в одеяло, однако старый дворецкий был беспощаден в попытках разбудить леди. Вплоть до графина холодной воды. Через пять минут злая и голодная леди Хеллсинг соизволила, сверкая мокрой копной волос, спуститься в холл. - Здравия желаю, мэм! – Мимо неё пронёсся Бернадотте, выполняя совершенно не характерную для себя функцию. Он читал. На бегу, попутно запахивая куртку, и заворачивая косу наподобие шарфа. - Пип, ты забыл! – в миллиметре от носа Интегры просвистел револьвер наёмника, брошенный Серас, высунувшейся из-за двери, ведущей в подвал. Надо отметить, что, вопреки ожиданиям одиннацатилетних деффачек, она не была в сваливающейся ночнушке… нет, господа. На покойном сержанте полиции, была полностью застёгнутая форма песочного цвета, правда, изрядно помятая. Выполнив свою задачу, Серас проорала на весь холл в сорванную с пояса рацию: «Кто-нибудь, наконец, принесёт документы по Йоркширу?!» - и захлопнула стальную дверь так, что с потолка посыпалась побелка. - Уолтер, - Интеграл пыталась говорить спокойно, но это удавалось ей с трудом, - что проиходит? - Хм… леди, мы решили вас не беспокоить, - Дворецкий был сама осторожность, – но в силу некоторых... - У-о-л-т-е-р… - Не только люди отмечали Новый Год… На данный момент подтверждены двадцать массовых убийств, пятьдесят три одиночных нападения. Около сотни замеченных появлений упырей… Это по Центральной части страны. Север, включая Шотландию и Ирландию, пересылает данные в настоящий момент. А Юг и Восток ожидаются ближе к вечеру. Примерно в таких же объёмах, - дворецкий решил не рисковать. Интеграл привалилась к стене. Кровь стучала в висках. - Потери есть? Дворецкий выудил из-за спины внушительную папку: - Десять с нашей стороны и семьдесят убитых из сопредельных структур. Раненых около тридцати. Собственно, мы поэтому и решились вас разбудить… рук не хватает. Сэр Хеллсинг, пожалуйста, следуйте за мной. Интеграл тупо проследовала за Уолтером к выходу из особняка, наблюдая, как в подвал, где развернулся штаб новогодних альтруистов, тащили папки, докладные, факсовые распечатки… «Это конец… надо подготовить доклад для королевы, созвониться с прессой, написать родственникам погибших… мама, роди меня обратно». Уолтер, тем временем продолжил: - С королевой я уже имел честь беседовать по телефону. Господин Бернадотте пять минут назад вернулся с пресс-конференции… мисс Серас взяла на себя похоронки, должен признаться, то, что она написала, вызвало слезу даже у меня… Дворецкий толкнул двери. Отрывшаяся картина была бесподобна. Скопище армейских машин, толпа полиции, попеременно группирующаяся около какого-нибудь Дикого Гуся и передислоцирующаяся группами по десять-двадцать человек по машинам, которые тут же срывались с места. - Группы Бекмана и Джеферсона! – Надтреснутый голос дворецкого, в котором теперь ясно чувствовалась усталась, разлетелся по двору. Из толпы выделилось пятнадцать человек, которые помахали Уолтеру. - Пойдёмте, леди. – Уолтер сделал приглашающий жест. Когда они спустились по леснице, из ближайшего окна высунулась взлохмаченная блондинистая голова, передавшая ближайшему Гусю свёрток. Парень отдал честь и кинулся к тем людям, которые недавно махали Уолтеру. Последние при ближайшем рассмотрении оказались крепкими и суровыми мужиками, пара из которых уже была перевязана… Рядом стояли пять полицейских машин в явно не свежем состоянии. Уолтер принял из рук Гуся свёрток и галантно распахнул дверцу одной из машин. - Мы подумали, что люди, которые оказались в разорванных группах подойдут идеально для вашего сопровождения. Здесь ваш плащ и оружие, - Уолтер передал свёрток Интегре, как и добрую половину своей половины папки, - а здесь… думаю, около десяти адресов и данные по ним. Думаю, семь-восемь окажется ложными вызовами, судя по нашему опыту… Удачи, леди. - Уолтер, а где эта патлатая сволочь, почему я его не только не вижу, но и не слышу? Я надеюсь, он не загулял где-нибудь с Андерсоном? - Знаете, леди, звонивший полчаса назад господин Максвелл тоже на это надеялся… судя по голосу, он либо недавно встал, либо не ложился. С Новым Годом, сэр Хеллсинг. Уолтер захлопнул дверцу, машина сорвалась с места…
Хеллиснг-фест. Заявка: Маленькая Интегра | маленький Максвелл. Игры в песочнице. "Я тебе еще покажу!" Бета: нет Рейтинг: PG
Скрытый текст
Тень пала на ненавидимую Энрико песочницу. В самом деле, что ему этот песок? Он бы с гораздо большим удовольствием посидел бы в библиотеке приюта. И хотя в свои 11 лет он ещё не слишком свободно владел латынью, чтобы осилить те книги, которые падре Андерсон называл «необходимым кладезем, что юноша должен для себя открыть», там была масса интересного, мягкие кожаные кресла и жаркий камин. А в третьем шкафу на пятой полке слева… в прочем, не будем сожалеть о потерянном. Достать эти журналы было очень сложно, а скрыть их от всевидящего ока Падре было ещё сложнее. Хотя Энрико догадывался, что тут не обошлось без дятла. Мелкого косоглазого четырёхглазого вечно правильного и послушного дятла. О второй кандидатуре он предпочитал не думать. Во-первых, Хайнкель могла и побить, несмотря на хлипкое телосложение. А во-вторых, половина денег, ушедших на журналы принадлежала ей. И за покупками бегала тоже она. Хотя без Энрико всё равно бы ничего не вышло, поскольку он придумал, как можно выбраться из-под неусыпного надзора отца Александра. И какого дьявола Хайнкель показала их своей закадычной подружке? Ведь не могла не показать. В результате сегодня Энрико просто не мог сидеть и очень сильно надеялся, что у Хайнкель ситуация примерно такая же. Однако, сегодня, библиотека была закрыта для воспитанников. Краем уха Энрико слышал, что приехали какие-то важные люди, которые хотели переговорить с директором интерната. Причём, падре Андерсон на вопросы отвечать отказался в манере «пошла вон отсюда, похотливая душонка» прежде чем самому проследовать в корпус библиотеки. В любом случае, забавляться в песочнице было как-то несолидно. Альтернативу представляла собой кучка детей, перебрасывающих мяч неподалёку. Но активный отдых будущего самого главного человека на земле как-то не привлекал. Он нашёл себе занятие интереснее, стоило всего-то заглянуть на кухню. Сейчас у него в кармане лежал пустой спичечный коробок, в котором скрипя брюшком о картон дрожал самый настоящий итальянский таракан. В своей жизни, помимо людей, которые его презирали, Энрико ненавидел две вещи – тараканов и песочницы. Вторых, потому что у него никогда не было своих игрушек, чтобы чувствовать себя наравне с теми, с кем ему приходилось играть, а первых он не любил за вездесущесть. Они, словно древние вампиры из сказок-ужастиков пролезали всюду. А в интернате ещё имели привычку падать ночью с потолка, когда проводили очередные попытки от них избавиться. Но нелюбовь ведь не означала возможности использовать одно против другого? Энрико выудил из песка лопатку и принялся за работу. Через полчаса лабиринт не лабиринт, но парочка рвов и ухабов была готова. Можно было выпускать Минотавра. -- Кгасотища, – раздалось над ухом. Голос был мало того, что тонкий и картавый, так ещё незнакомый. Энрико обернулся. Девочка, лет 6-7 в аккуратном костюмчике, неброском, но явно более дорогом, чем могли носить воспитанники. Глаза под огромными очками походили на чайные блюдца. Как она попала на охраняемую территорию? -- Пгивет, – девочка улыбнулась, обнажив ровные зубки с прорехой. – Меня зовут Интегга. А что ты играешь в песочнице? Вгоде бы уже стаговат для неё? -- Не твоё дело, – огрызнулся Энрико, -- Почему? – девочка вскинула брови вверх. – Папа всегда говогит, что мне до всего должно быть дело. Энрико скрипнул зубами так, что услышала даже эта малявка и сделала шаг назад. Ему было уже глубоко плевать, кто она, откуда здесь взялась, почему одета лучше, чем кто бы то ни было из его знакомых. Всё что он хотел – это спровадить её и её трещащий рот куда подальше. Очевидный способ для этого был… -- Собираюсь устроить тараканьи бега, – он достал из кармана коробок и показал ей. -- Тагаканьи бега? КЛАСС! Можно посмотреть? А тагакан у тебя есть? – девочка захлопала в ладоши. Энрико четырхнулся про себя и тут же перекрестился («А ты, что – католик?» -- тут же последовал вопрос). Реакция была прямо противоположной той, которую он ожидал. Подобным образом могла бы реагировать Хайнкель… но она бы ни за что не согласилась бы взять в руки насекомое. Посмотреть – всегда пожалуйста, взять – ни за какие пирожные! -- Валяй, можешь даже сама его запустить. Меня зовут Энрико, Энрико Максвелл, будем знакомы, – мальчик протянул руку с коробком собеседнице. Она сморщилась, когда он назвал фамилию, на секунду задумалась и набрала в грудь побольше воздуха. -- Интеглал Фэйгбгук Вингейтс Хеллсинг, вот, – Единым духом выпалила аристократка и взяла коробок, открыла его и аккуратно вытащила заключённого на свет. Поражение было полным. Оставалось только смотреть на то, как она, присев на корточки запускает таракана в построенную в поте лица Энрико трассу. И пытаться вспомнить, почему фамилия кажется такой знакомой. А потом лететь туда же лицом в песок, получив ощутимый толчок в спину. -- Господь всемогущий, Энги, ты живой ещё? А почему ты так смешно гуками махаешь, когда падаешь? А сильно больно? А что вообще?.. «Энри, значит, потом вообще кличкой какой-нибудь обзовёт, как пёсика? И, вообще, что произошло, святая Мария и Апостолы!» – отплёвываясь от песка и остатков не успевшего улизнуть таракана, Энрико поднялся на колени. И увидел мяч, любимый мяч Хайнкель. -- Ой, мячик, кгасивыыыыый… а чей? -- Да ничей. – Энрико злобно смотрел на подбежавшую за мечом девочку с всклокоченными соломенными волосами, – ты совсем обалдела?! -- В следующий раз будешь лучше прятать, ой, гомен, прыгать. У меня до сих пор задница болит, – огрызнулась оперативница и подхватила орудие преступления. -- Вот у своей подружки и спроси, кто Падре стукнуть мог, – не остался в долгу мозговой центр. -- Что за «гомен»? – Интегра с интересом смотрела на новое действующее лицо. -- Ну, Юми говорит, что это что-то типа нашего «извини», зато звучит по-моему прикольнее. А ты, вообще, кто? – Хайнкель с интересом рассматривала девочку. – по одежде вроде не нашенская. -- Интеггал. – Девочка выпятила грудь. -- Чеееееего? – Хайнкель рассмеялась, – слыхала я, как старшие ребята так ругались после математики. Интегра насупилась и шмыгнула носом, видимо шутки по поводу имени было для неё больной темой. Энрико взял на заметку. А потом она радостно вскрикнула и с криком «папа!» побежала на встречу к высокому светловолосому мужчине, который показался из дверей приюта в компании директора и падре Андерсона с хмурым лицом, которое сменилось на добрую и ласковую улыбку при виде девочки. Артур посадил дочь на плечи и направился к выходу и ожидавшему его автомобилю. Радостно болтая ногами, девочка помахала на прощание своим новым знакомым. -- Чё за ИнтегГал? – Хайнкель проводила семейство завистливым взглядом. -- Не что, а кто, – прошептал Энрико. Он не мог свободно читать на латыни, но «Сравнительный анализ геральдики Итальянского королевства и иных стран» он зачитал до дыр, – Интеграл Фейрбрук Вингейтс Хеллсинг. Дочь Артура Хеллсинга. Прямой потомок основателя рода Абрахама ван Хеллсинга. Британская аристократка. Познатнее иных будет. -- Мда. Бывает. Пошли с нами в вышибалы? А то на тебя смотреть тошно, вечно сидишь, в книги зароешься… -- Ну, организовать нам травмы – это по твоей части, ухмыльнулся Энрико. -- А по твоей – планы, которые никогда не срабатывают. – Хайнкель подбросила мяч, – пошли, я даже позволю тебе быть капитаном. -- Ну, если так… – Энрико бросил последний взгляд на отъезжающий Кадиллак, стараясь посильнее запечатлеть в памяти лицо Хеллсинг. Сегодня она разгромила его по всем фронтам. Но как знать, если он станет самым главным, а он им станет, то рано или поздно он встретится с ней вновь и тогда… Энрико улыбнулся светловолосой подруге, – Я тебе ещё покажу, как я умею планировать!
Заявка: Интегра | Алукард в виде Влада. Конная прогулка зимой в Шотландии. Попасть в буран. Бета: нет Ретинг: PG
Чтобы я писал А/И? Не смешите мои тапочки.
Скрытый текст
Для перевода использовался онлайн-переводчик, поэтому румынский может быть кривой.
Тихо скрипела подпруга, хрустел снег под копытами гнедой лошади. Позвякивал клинок на поясе всадницы. Одиноко смотрела луна, изредка проглядывая из-за облаков. Лесная тропинка, окружённая сплошной сосновой чащобой производила благостное впечатление. Интегра сегодня оценила всю пользу дальних командировок. Когда пришёл запрос на выезд в курортную зону Шотладских гор, леди далеко не обрадовалась. Уже неделю по всей Англии зима праздновала бал, её генералы-морозы танцевали нескончаемый вальс с фрейлинами-метелями. Хотелось по вечерам завернуться в плед перед камином с бокалом виски, а не прочёсывать леса в поисках очередного исходящего слюной по крови придурка. Примерно в таких же выражениях высказался Алукард, заявив, что камин, гроб и кровь он не променяет на снег, вьюгу и охоту. Приказу выдвигаться, он, естественно, подчинился, но всю поездку изводил Интегру едкими комментариями о предстоящих перспективах. В прочем, вампир изменил своё мнение, когда узнал, что в непосредственной близости от отеля, где происходили убийства, находится конное хозяйство. Вытравить из бывшего господаря любовь к лошадям не смогли ни столетия, ни прогресс. Интегру преследовало ощущение того, что, когда они, наконец, найдут кровососа, Алукард откажется уезжать. Но вампира ещё надо было найти. Аналитики говорили, что наибольшая вероятность попадала на то, что он устроил себе логово где-то в лесу и выходит на рейды по соседним деревням и отелям. В прочем, во всём были и свои плюсы. Ночью лес был прекрасен. Если бы не необходимость постоянно быть настороже, Интеграл бы чувствовала себя, словно на отдыхе, которого у неё никогда не было. Следом слышалось лёгкое пыхтение – Серас наотрез отказалась подходить к «этим жутким животным», которые сами её боялись до дрожи, и шла на лыжах, таща помимо Харконенна ещё и рацию. Довеском был десяток Гусей. Гораздо удобнее было бы использовать снегоходы, но это создавало ненужный шум, кроме того, в лесу особо не погоняешь. От вертолётной разведки также пришлось отказать по причине скрытности. Вертолётов тут отродясь не видали, кроме спасателей. Но спасать было некого. Вампир был не дурак. Кто-то другой на его месте начал бы имитировать несчастные случаи, раскидывать тела по нередким тут ущельям. Но поиски с использованием вертолётов могли бы послужить источником сведений о его логове. Убивал он всегда недалеко от построек, поэтому район его предполагаемого местонахождения имел достаточно широкие границы. Увидев вертолёты, кровосос мог что-нибудь заподозрить и исчезнуть, если он не был слишком самонадеян. Это-то Интегру и беспокоило. Ловить обезумевший молодняк было просто, а здесь всё указывало на достаточно древнего и опасного хищника. А значит, будет далеко не так просто, как обычно. И нельзя затягивать – если вампир поймёт, что объявлена охота, все усилия можно считать потраченными впустую. Поэтому пришлось привлечь гораздо больше людей, чем планировалось. Если считать Алукарда за отдельную группу, то сейчас их в операции участвовало десять, что составило больше ста человек. Пришлось даже привлекать местных. Лошадь недовольно фыркнула. За ней вообще почти с самого выхода наблюдалось беспокойство, но леди не обращала на это внимание, посчитав, что животное реагирует на вампиршу. Но последние полчаса лошадь фырчала всё чаще, словно что-то чувствовала. Что опять же не добавляло спокойствия. Но в то же время, кругом была тишина и покой. Подобный диссонанс имел своё жутковатое великолепие. И нарушать его было также жутко, как и пребывать в нём. Запищал передатчик, леди натянула поводья, останавливая лошадь. – Да, Мышь-1 на связи, – Серас приложила передатчик к уху. Из динамика послышалось шипение и бормотание с интонациями Бернадотте. Приём в этом районе был ужасен, – Да, поняла. Спасибо, «Гнездо». Вампирша отключила рацию и взглянула на командира: – Леди, капитан передал, что в районе неблагоприятный метеорологический прогноз. На нас может идти буран. Надо возвращаться. – И похоронить шансы найти объёкт? Ни за что! – признавать поражение Интегра не собиралась. – Сэр Интеграл, разрешите обратиться, – встрял один из наёмников, – лучше проиграв битву, вернуться живым и взять реванш, чем остаться на поле боя. В буране мы замёрзнем нафиг. Кровосос отсюда никуда не денется. – Мы тут торчим уже третьи сутки. И ни одного нового эпизода. Раньше они происходили стабильно раз в два дня, – лошадь в очередной раз фыркнула и переступила с ноги на ногу. Интегра потрепала её по шее, успокаивая, – Если мы его сегодня не найдём, ставлю бутылку моего любимого виски, что не найдём никогда. – Но… – Я вам деньги плачу не за подметание полов! – отрезала Интегра. – Но леди Хеллсинг, это же не разумно! – теперь эстафету взяла Серас, – Хозяин не одобрит, что вы рискуете собой в совершенно ненужном случае. – А для этого ты идёшь со мной, как телохранитель, – лошадь дёрнула головой, словно выражая своё отношение к упрямству своей наездницы. – А как же люди? Я всех вытащить не смогу, – Серас не оставляла попыток воззвать к голосу разума. – Я сказала, что мы идём дальше. Это приказ! И он не обсуждается. Понято?! – Так точно...
Первый снег пошёл через полчаса, сначала отдельными хлопьями, потом все чаще и чаще. В итоге метель стала настолько сильной, что разобрать что-то в пределах десятка метров было просто невозможно. Интегра уже была почти готова повернуть назад, но доносящийся сзади мат наемников, к которому периодически добавлялись тихие комментарии Серас, не позволяли её это сделать. Признать поражение после того, как она объявила, что пойдёт до конца, было немыслимо, даже если безрассудно! А найти что-либо при такой погоде было невозможно в принципе! Разум боролся с гордостью. И мог бы бороться ещё долго… Фигура в красном плаще появилась настолько внезапно, словно вышла из несуществующей стены. Вампир был настолько же запорошен снегом, насколько зол. – Интегра, ты с ума сошла?! Людям тут делать уже нечего! Вас же занесёт как мышей, – алые глаза сверкали из-под полов белой шляпы. – Хозяин, что вы тут делаете? – в голосе Серас звучала искренняя радость… и надежда. – Что ты тут делаешь? – леди пыталась одновременно успокоить брыкающуюся лошадь, сторонящуюся чудовища, – Ты должен быть в десяти километрах от нас. – Я вижу и слышу всё, что видит и слышит полицейская. Когда хочу, разумеется. Ты потащилась сама и потащила людей в буран, хотя прекрасно понимаешь, что тебе сейчас тут ничего не светит! И ещё потащила сюда бедное животное! Она же боится метели, тебе не видно, что ли? – вампир пылал праведным гневом, – единственное, на что ты тут рискуешь нарваться, это на нашего клиента с пустым желудком! И он сможет на вас выйти так, что вы не заметите. И ты думаешь, что сможешь с ним сражаться здесь и сейчас?! – Предложи альтернативу, слуга. Нам надо его найти! И если такой умный, то успокой эту конягу сам! – почти прокричала Интегра, когда сорванный с ближайшей сосны ком снега упал её прямо на голову. – Оставь этот лес на меня! И возвращайся к огню и пледу. От этого всем будет гораздо лучше, тебе в первую очередь. И не говори, что подобная идея тебе не приходила в голову, Интегра! – Алукард плавно, словно скользя по воздуху, не проваливаясь в снег, приблизился к лошади и положил руку на ей на голову, поглаживая и шепча: «Draga mea, оn linişte, calm... Calmeaza-te, totul va fi bine»*. Кобыла сначала испуганно и нервно дёргала головой, но с места не двигалась. Потом проявления нервозности стали слабее, в итоге тёплый и влажный язык лизнул вампира по рукам. Алукард с довольным выражением лица потрепал лошадь по шее и взглянул в глаза Интегре. – Ну, так что, хозяйка? – Интеграл встретила в его глазах волю, равную своей, волю подчинённую, но требующую повиновения. Волю, подавляющую гордость. И на стороне этой воли был её разум. – Разрешаю снятие печатей до 1-го уровня. Приказываю найти и уничтожить объект. Вампир поклонился и распался на облачко чёрного тумана, вспухли многочисленные глаза, туман словно питаясь ночной темнотой разросся, уплотнился, складываясь в тёмную фигуру всадника на гигантском чёрном жеребце. Серас восхищенно пискнула. Снежным серебром сверкали тяжёлые доспехи, поблёскивали тёмные ножны бастарда. Вороновым крылом развевались волосы. Алый взгляд дышащего дымом коня отражался в багровом огне глаз наездника. Чёрный плащ развевался на ветру. Он слился с ночным воздухом, отбросил тени на окружающие деревья, из каждого лучика тьмы в ночь вырвались сотни летучих мышей, водоворотом закружившихся вокруг людей. Нетопыри, танцуя воздушный вальс вокруг вампира, взмыли вверх, образовав в ночном небе чудовищную воронку. В недосягаемой вышине хоровод распался, и соглядатаи разделились, часть понеслась поверх кромок деревьев, часть спикировала вниз и заскользила между деревьями. В ночной тишине раздался вой живых слуг вампира, со всех окрестностей, притягиваемые несгибаемой волей, ночные хищники собирались, чтобы принять участие в забаве своего господина. – Să оnceapă jocul Wild Hunt!** – Граф дёрнул поводья, жеребец встал на дыбы и сорвался в галоп, выбивая из-под копыт комья снега. Лошадь Интегры проводила его затуманенным взглядом. «Вот теперь буря действительно началась», – подумала Интегра и обернулась к следующим за ней оперативникам, – Серас, передай остальным группам. Мы возвращаемся. На лицах людей расцвели лучики света и предвкушения тепла и еды. Вампирша козырнула и потянулась за рацией…
Ветер усилился, кидая снег в спину возвращающихся людей, срывая его с веток им на головы, словно Лесной Царь говорил, что в его владениях людям делать нечего. Издалека раздался приглушённый хохот вампира – гончие взяли след.
* – «Дорогая, тихо, спокойно... успокойся, всё будет хорошо». ** – «Да начнётся Дикая Охота!»
НАЗВАНИЕ: Новый рассвет. Бета-ридер: Jey KK, Night Crowd, Аннатари. Редактор: Night Crowd, Аннатари. КАТЕГОРИИ: AU. ПЕРСОНАЖИ/ПАРЫ: Если и будет, то только С\П. РЕЙТИНГ: R. ПРЕДУПРЕЖДЕНИЯ: Любителям канонического (авторского) развития событий лучше не читать. Много ОС, но МС не будет. СОДЕРЖАНИЕ: Лондон разрушен. "Хеллсинг" прикрыт. Но когда нужно решать проблемы, вспоминают о бывших сотрудниках. СТАТУС: Заморожен. ОТ АВТОРА: Вселенная принадлежит товарищу Херано(или Хирано, это кому как больше нравиться). Ни на какие материальные выгоды данная публикация не претендует.
Перо. Белое перо – всё, что у меня осталось… Перо, которое я держу в руках. Моя форма была белой, мой Найтмер был белым, моя душа была белой. Даже флаг моей страны был белым… с красной хризантемой. Ненавижу багряный цвет… всей душой его ненавижу. Алым была кровь детей, убитых британцами во время второй Тихоокеанской. Алая кровь стекала с мечей Чёрных Рыцарей штурмующих Токио во второй раз. Мы почти победили. Почти, вас почти разгромили. Полковник Тодо погиб. Я сам уничтожил его Найтмер. Ракшата была поймана. Дитхард Рид был застрелен при попытке к бегству. Армия принца Шнайзеля была готова начать последнее наступление, когда появился он… НЕНАВИЖУ!!! Ненавижу алый свет твоих глаз, Чарльз Ди Британния… Приказавший убить Зеро. Двуличная скотина. Я помню твою высокомерную улыбку, когда я повёл Рыцарей на остатки Чёрных Рыцарей. Второму Чёрному Восстанию оставалось жить считанные часы. Даже этот дьявол Ролло не смог бы остановить всех… Ты был гением, Зеро… Как ты смог получить возможность поговорить с личной охраной принца? Это же было абсолютно невозможно… они были предупреждены… Так я думал тогда, когда принца застрели… Всё встало на места, когда раздался рёв солтат: «Именем Марианны!»… Они предали своего императора. Они предали меня. Я стал Белым Жнецом на полях сражения с Евросоюзом, я стал Белым Демоном на земле Японии. Последним ударом было то, кто вёл британские войска. Корнелия, предавшая память Юфемии. Моей Юфи!!! Лживая сука. Я бы разорвал тебя сам, если бы Джино не успел раньше. А потом появилась она. «Алая Ведьма» Каллен во главе Наймеров с золотыми гербами. Гербами главы дома Полыхающей Марианны… Поражение было ещё более быстрым, чем предполагаемая победа. Алым был Найтмер, сразивший Ланселота… Где ты теперь Каллен Козуки?.. Ты забыла имя, которым гордилась. Первый рыцарь Британнии… кто бы мог подумать. Любовница императора, будущая мать его сына… Могу поспорить, что ты убила бы того, кто сказал тебе, какая судьба тебя постигнет. Что ты сменишь подданство, оставшись верным присяге… Графиня Стадтфелд… Полковник. Без пяти минут императрица. Ты была в алом мундире в тот день, когда меч твоего императора опустился на твоё плечо… В день когда меня предал мой император, обещавший мне Японию. Я бы вернул её былое могущество, я бы стёр из памяти Японцев саму мысль о Зеро… о Лелуше Ви Британния… Это я буду помнить до самой смерти. Слова, положившие конец Чёрному Восстанию: «Я, Чарльз Ди Британния, сим приказываю Британской Армии сложить оружие и объявляю, что 11-й принц Британский Лелуш Ви Британния отныне является первым принцем Британнии и наследником трона. Я, Чарльз Ди Британния, сим отрекаюсь от трона Британнии в пользу своего сына Лелуша Ви Британния. Слава, императору Британнии! Слава Британнии!» Как он мог! Всё это оказалось всего лишь турниром наследников! Он поплатился за это… Первым же росчерком пера, новый император подписал ему приговор. Вторым он уменьшил число нумерованных зон на одну… Сколько проживёт независимая Япония, обладающая огромными запасами сакурадайта? Сколько императоры Британнии будут помнить услугу, которую Японцы оказали их предку? Как жалко, что Нина не смогла привести бомбу в действие… Я слышал её крики за стенкой. Они не прекращались две недели… или мне уже кажется… Я уже не знаю, сколько я гляжу в эти алые стены… они сводят меня с ума… Мне уже кажется, что крысы, снующие по углам тоже окрашены алым… Лелуш Чёрный… ты умеешь мстить. Ты копия своего отца. Как за тобой могут следовать люди? Как?.. Слепая вера, а потом любовь, как у Каллен. Холодная преданность Тодо. Фанатизм Дитхарда. Интерес Ракшаты… хотя… блеск в её глазах – отражение блеска в глазах Ллойда. Учёные везде одинаковы… им нужен материал. Они сработаются, эти старые знакомые… сокурсники по Английской Имперской Академии… Я остался один. Рыцари всегда служили императору. Я служил Японии – она погибла. Я служил Британнии – она предала меня. Я служил Юфи – она погибла. Я служил императору – он предал меня… теперь я никто… всё, что у меня осталось – это белая роба узника… Скоро… уже скоро она станет алой. Ты беспощаден, Император. Как тебя может любить твоя сестра… искалеченная душа, её лицо надо было видеть, когда была снята маска… когда те, кто присягал ей как Генерал-Губернатору, склонялись перед своим Императором. Лица Чёрных Рыцарей… ненависть и шок. Вера и беспристрастность. Но никто не посмел поднять оружие… никто! Только рёв: «ЗЕРО!»… Рёв Победы… я слышу их… алые крысы скребутся в углу. Алые сапоги маршируют по коридору… алая форма телохранителей императора. Тех, кто присягал его матери. Тех, кто присягал Зеро… он сам спустится сюда? Жалкий позёр… Я готов! Я встречу тебя также, как при первой нашей встрече. Ты безгранично далёк от меня, британец, обрекший меня на смерть. Я принимаю её, я приветствую её, меня ждут на той стороне. Отец, которого я предал, девушка, которую не смог спасти… завтра я буду рядом с ними. А эшафот будет ждать следующей жертвы… И первой из них станет Британния, склонившаяся перед демоном…
Фэндом: Блич.
Название: Happy University. Рейтинг: Пока PG. Жанр: АУ, а там поглядим. Предупреждения: ЯОЯ НЕТ!!! ИчиРук только что выпилил из концовки, ну нафих... Статус: заморожен. Сюжет: Айзен выпилен своими, войны не будет, Ичиго и Ко переселяется в ОД и поступает в Академию.
НАЗВАНИЕ: Новый рассвет. Бета-ридер: Jey KK, Night Crowd, Аннатари. Редактор: Night Crowd, Аннатари. КАТЕГОРИИ: AU. ПЕРСОНАЖИ/ПАРЫ: Если и будет, то только С\П. РЕЙТИНГ: R. ПРЕДУПРЕЖДЕНИЯ: Любителям канонического (авторского) развития событий лучше не читать. Много ОС, но МС не будет. СОДЕРЖАНИЕ: Лондон разрушен. "Хеллсинг" прикрыт. Но когда нужно решать проблемы, вспоминают о бывших сотрудниках. СТАТУС: Заморожен. ОТ АВТОРА: Вселенная принадлежит товарищу Херано(или Хирано, это кому как больше нравиться). Ни на какие материальные выгоды данная публикация не претендует.
Часть 1
Что-то кончилось, что-то начинается. А. Сапковский. "Владычица озера"
-- Уважаемые пассажиры, просим вас пристегнуть ремни, нас рейс подходит к концу, авиакомпания «Италиан эир» желает вам хорошо провести время в Англии. Белоснежный лайнер мягко опустил шасси на посадочную полосу и незаметно затормозил. По приставленной лестнице начали спускаться пассажиры. Праздные туристы, желавшие променять солнечную погоду Аппенинского полуострова на дожди прибрежного климата, бизнесмены, спешащие к ждавшим их машинам, возвращавшиеся из Рима репортёры, освещавшие недавние события в Ватикане, уже подготавливающие подробные описания того, что они успели ухватить из доступной публике информации о выборе нового главы католической церкви. Но один из пассажиров разительно отличался от остальных. Белый воротничок выдавал в нём священника, но его походка не соответствовала типичному образу хранителя Божественного учения. Он шёл, словно каждый шаг причинял ему невыносимые страдания, впрочем, те, кто видел его лицо, могли подумать, что он глубоко болен. Морщины избороздили его, усы, явно давно не ухоженные, висели двумя сосульками. Даже глаза за очками были выцветшими. Врач, посмотрев на такого человека, сказал бы, что он перенёс сердечный приступ или инсульт. Человек, прошёл таможенный контроль на удивление быстро: показал на пропускном пункте какую-то бумажку, и был моментально проведён к выходу, а у таможенников не возникло даже мысли проверить содержимое кейса в его руках. Сев в одно из такси, десятками снующих около аэропорта, он отрывисто произнёс: «На вокзал». Таксист, обычно любящий поболтать за баранкой и развлечь пассажира какой-нибудь байкой или рассказать о наиболее известных достопримечательностях города, случайно встретившись взглядом со святым отцом в зеркале заднего вида, только тихо поинтересовался, куда собирается ехать служитель церкви. -- В Лондон. Сегодня пятая годовщина трагических событий, я должен доставить освященный перечень служителей католической церкви, погибших, когда на город упала боеголовка, – услышав ответ падре, таксист чуть не потерял управление и окончательно лишился желания продолжать беседу, только мысленно прочитал молитву. Больше священник не произнёс ни звука. Он безмолвно расплатился по месту прибытия и махнул рукой на сдачу, попросив потратить её на богоугодное дело. Так же немногословно он забрал из кассы забронированный билет, и только садясь в поезд, чуть слышно пробормотал фразу, которая вертелась у него в голове уже несколько часов: «Почему Я??? Почему Он не мог послать кого-то другого?» Поезд лениво постукивал по шпалам, пейзажи за окном сливались в сплошную линию, а люди с каждым моментов, приближающим их к тому, что пять лет назад было столицей страны, мрачнели и замыкались в себе. Трудно понять, как армия может ТАК опозорить свою страну, не говоря уже о десятках тысячах погибших. Город разрушен из-за какой-то ошибки в расчетах! Естественно были суды, но кого судили, и к чему приговорили, осталось тайной. Королева отреклась от престола в пользу старшего сына, и никто не мог её винить в желании уйти от необходимости давать объяснения своим подданным, она всё-таки была далеко не молодой женщиной. На фоне всеобщего траура дико звучали голоса тех, кто уверял, что на самом деле это было воздушным налётом дирижаблей со свастикой на корпусе, кто-то говорил, что видел боевые вертолёты с символикой, похожей на церковную с латинским числом 13. Этих «свидетелей» затыкали в мгновение ока, но якобы видевших вертолёты с чёртовой дюжиной почему-то намного быстрее. Лондон так и не восстановили. Его вычистили и создали мемориал Памяти, огромные братские могилы, так как не было возможности идентифицировать ТАКОЕ количество трупов. Здесь построили несколько крупных храмов, и стать служителем одного из них было высокой честью для приверженца любой веры. Единственное место, которое было отстроено, стал особняк в аристократической части города и прилегающие территории. Хозяйка особняка леди Хеллсинг считалась пропавшей без вести, что было равносильно тому, что надгробный памятник ей, стоящий на виду перед входом в особняк, не считался неуместным. На территории бывшего поместья были похоронены католические священники из Лондонской миссии и солдаты городского гарнизона, которые погибли, пытаясь вывести людей из огненного безумия. Как объяснили общественности, леди Хеллсинг возглавляла государственную структуру, занимающуюся охраной правопорядка, и действующую под контролем городской полиции, но одновременно и вне её. Стало достоверно известно, что именно стараниями леди Хеллсинг и её сотрудников, удалось эвакуировать из полыхающего, и охваченного безумием города несколько сотен человек. Трое выживших героев, были обеспечены до конца своей жизни, но продолжали жить в особняке, влившись в состав службы охраны правопорядка, штаб которого и расположился в бывшем родовом гнезде Хеллсингов. Джек Стюстби скучал. Он был в состоянии пофигизма вот уже шесть с половиной часов, с того момента как заступил на дежурство. Во внутреннем кругу СОПа эта должность называлась «дежурный козёл»; слово «отпущения» обычно опускалось. Скучнее наблюдения за мониторами, на которые транслировались изображения с камер слежения, установленных на территории особняка, ничего не было, так как они по жизни не фиксировали никакого движения. В обязанности «козла» так же входили разборки с госинспекторами, наиболее нелюбимыми из которых(как и в любом учреждении) были пожарники. Джеку оставалось ждать до смены всего полчаса, и он уже мысленно нёсся к мягкой подушке, когда он впервые за двухлетнюю службу в бывшем Лондоне увидел как к стальным дверям у входа на территорию поместья подходит кто-то, кто не являлся сотрудником безопасности, возвращающимся с дежурства или очередным ревизором. Сутана католического священника поразила его ещё больше. На его памяти, несмотря на то, что по одну из сторон дороги, ведущий от ворот к дверям особняка, ровными рядами расположились полсотни индивидуальных могил и одна братская (в ней находилось неподдающееся идентификации), увенчанные католическими крестами, их посетили всего два-три представителя католической церкви. Ещё больше его всегда удивляло отсутствие имён на них, только выгравированные ватиканские ключи. Священник нёс в руках небольшой кейс. Остановившись перед воротами, он нажал кнопку вызова. Вглядевшись в монитор, Джек решил, что сегодня не его день. Изборождённое морщинами лицо кривилось от отвращения. «Ну почему ты не мог где-нибудь погулять ещё полчаса, святой отец», – с этой мыслью дежурный нажал на кнопку ответа. -- Я вас слушаю святой отец, простите, но вход посторонним на территорию особняка только по предварительной договорённости с капитаном СОП. – несмотря на это и вообще символичность места, несколько раз случались несанкционированные проникновения на территорию. Пару раз это были подростки, два раза репортёры, один из которых был принят за вора и получил пару дырок в боку, и один раз настоящий вор, решивший поживиться в древнем особняке (Джек сам восхищался коллекцией картин и антиквариата, хранящихся в здании). Дело было ночью. Как он обошёл камеры слежения был непонятно, возможно «козёл» просто уснул. Потом его засекла инфракрасная сигнализация, реагирующая на движение. Спасаясь от преследователей, вор, убежал вглубь территории, в небольшую рощу, куда рядовым сотрудникам вход был запрещён, считалось, что там находился склад вооружения для ситуации, кодовое название которой было «Аллах Акбар». Капитан, и двое его заместителей, выжившие в роковую для Лондона ночь, прошли в глубь рощи и вышли оттуда минут через десять, заявив, что вор попал в одну из ловушек для тех, кому понадобится арсенал без санкции начальства. Капитан, добродушный увалень, никогда не умел красиво врать, но расспрашивать его никто не рискнул, шанс потерять высокооплачиваемую работу из-за любопытства был очень высок, прецедент уже был. В следующую ночь в своей постели скончался крупный мафиозный авторитет, увлекающийся коллекционированием картин, а утром его приемник лично приносил извинения Капитану, прибыв в особняк. -- Я прошу прощения, -- при этих словах лицо священника передёрнулось. Сразу было видно, что подобные фразы у него не в чести, -- меня зовут Рональдо. У меня письмо, для вашего начальника. Мне необходимо передать его лично в руки. Прошу немедленно известить его. Если моё имя ничего не скажет, передайте, что свежий осенний воздух располагает к посещению музеев. Я вернусь через несколько часов. Отец Рональдо достал из-под сутаны небольшой конверт и положил его в отверстие для корреспонденции. Джек в недоумении наблюдал по монитору, как отец Рональдо удалялся прочь. Он впервые сталкивался с такой просьбой, больше походящей на приказ. В голове вертелась мысль: "Дождаться сменщика и предоставить тому разбираться и с письмом и с падре, когда тот соизволит вернуться". Но как поётся в одной из его любимых опер: «Честь призывает, долг зовёт!». Дежурный поднялся из кресла и, выйдя из дежурки под лестницей в холле, направился к выходу забрать письмо. Он прошёл мимо могил и, как обычно, чуть задержался, размышляя, почему солдат и священников хоронили по разные стороны дороги, вроде люди делали одно дело. Он в очередной раз прокрутил в голове мысль, что в деле организации «Хеллсинг» что-то не совпадает с тем, что стало известно общественности в его скромном лице. Могилы сотрудников организации легко можно было отличить от последнего пристанища солдат гарнизона: на них как и на могилах священников не было имён, а только герб в виде щита, разделённого крестом на четыре поля. Девиз на щите никак не соответствовал организации, занимающейся охраной правопорядка: «Найти и уничтожить», -- глупее отговорки, что, мол, найти преступников и уничтожить поползновения к совершению новых преступлений, для него не существовало. В прочем задаваться вопросами, ответов на которые он не получит, Джек не был склонен. Тем паче он не собирался влезать в государственные игры с секретами. Опыт его сорокапятилетней жизни подсказывал: «меньше знаешь, крепче спишь». Джек не был знатоком иностранных языков, но он помнил одну фразу на русском из какого-то кинофильма ещё времён холодной войны, который ему довелось посмотреть в офисе русской компании, где он работал лет семь назад: «Один мой знакомый…покойник говорил: «Я слишком много знал». Джек не понимал, почему русские сотрудники офиса, смотря VHS с этим фильмом по нескольку раз в месяц, неизменно сотрясали хохотом кабинеты офиса, хотя были способны цитировать реплики с закрытыми глазами в любой момент. Но тут он дошёл до цели своего похода, и посторонние мысли вылетели у него из головы. Достав письмо из ящика, он внимательно его осмотрел, подивился тому, что оно было заклеено восковой печатью, оттиск которой представлял собой простой католический крест. Больше никаких изображений на конверте не было. Кто бы ни запечатывал письмо, он явно не хотел делать его чем-либо выделяющимся. Через пять минут Джек стучался в кабинет капитана. -- Да-да, войдите, – капитан только что закончил разбираться с какими то бумагами и выглядел несколько уставшим. – проходите, Джек, верно? -- Да, сер, -- Джек, войдя в кабинет, вытянулся по струнке. Капитан, как он когда то обмолвился, в молодости был наёмником и сохранил с того времени кое-какие замашки. – только что к воротам особняка подходил какой-то католический священник, назвавшийся отцом Рональдо (на лице капитана не произошло никаких изменений), он сказал что у него для вас личное письмо, капитан, и заявил, что придёт через несколько часов, когда я не допустил его на территорию, так как у него не было допуска. Ещё он нес какую-то чепуху про осень и музеи (на лице капитана появилось какое то отображение мысли). Он оставил вот это в ящике для корреспонденции. -- Возможно папарацци, решивший осмотреть особняк или рощу, -- пробормотал капитан, открывая письмо, -- если это так, я ему не… Из конверта выпал один единственный листок, на который капитан смотрел, потеряв дар речи, смотрел так, словно там был не лист бумаги, а смертельно ядовитая змея. Джек увидел, что на листе был изображён католический крест и римское число 13. Наконец капитан вновь обрёл способность говорить. -- Вспоминай, что он сказал! ДОСЛОВНО! – проорал капитан. -- Э-э… вроде, что…м-м… свежий осенний воздух располагает к посещению музеев, да, точно так. – Джек был слегка шокирован такой реакцией. -- Жди здесь, из кабинета ни ногой! Понял?! – На лице капитана можно было прочесть лихорадочную работу мысли. И ещё можно было сказать, что он испугался и испугался конкретно. -- Да, сэр, так точно, -- последние слова Джек доложил спине капитана, пулей вылетевшего из кабинета, сжимая злополучное письмо в руке. Время летело незаметно. Для капитана; а для Джека оно тянулось по каплям. Людям не свойственно получать удовольствие от ожидания, а от ожидания, подкреплённого шоком от несвойственного поведения относительно хорошо знакомых людей тем более. Джек за это время успел оглядеть кабинет и заметить то, что не замечали другие посетители, поскольку их внимание всегда сосредотачивалось на хозяине этого места. В дальнем углу, в тени, находился монитор камеры наблюдения, причём включённый. Желание не лезть, куда не просят, всё-таки дало сбой, нервозность ситуации подавляла некоторые жизненные позиции. В отличие от мониторов в дежурке, этот имел достаточно хорошее качество изображения. Было заметно, что и камера, подключённая к нему, явно не из разряда простых. И можно было почти наверняка сказать, за ЧЕМ и где она следила. Полутень создавалась деревьями с раскидистой кроной, очень похожие составляли и рощу поместья. «Наверняка это в самой глубине», -- думал Стюстби, рассматривая во всех деталях необычное строение, больше похожее на фамильный склеп древнего рода: «А почему собственно похожее? Это поместье когда-то же принадлежало семье Хеллсинг, только сдаётся мне, что не арсенал там находится». Мысль пришла в тот момент, когда на экране возникло движение. Капитан резко затормозил у стальных дверей склепа или того, что на него очень смахивало, и начал водить руками по стене. Видимо, в ней была какая-то скрытая кнопка, поскольку открылась панель для ввода кода( Джек не разглядел это точно, расстояние всё-таки было большим, но что ещё это могло быть, если капитан принялся нажимать что-то пальцем.). Закончив, он перекрестился и вытянулся по стойке смирно. Через мгновение на весь монитор выскочила предупредительная надпись: «Будильник включён!!!!!». Джек успел создать несколько версий, что это могло значить, когда створки начали открываться. Капитан, не отворачиваясь от прохода ни на миг, сделал шаг вперёд, и тут же попятился назад, Джек в это время чуть не подавился. И темноты в грудь капитана смотрело длинное дуло. Вслед за дулом показался худощавый силуэт. По характерным особенностям можно было сказать, что силуэт принадлежал девушке. Капитан сместился немного влево, так что стало видно его лицо, имевшее извиняющееся выражение, он что-то быстро говорил, а потом протянул силуэту письмо, которое было моментально выхвачено у него из рук, вышедший на свет девушкой, держащей в руке древний мушкет, которому и принадлежало дуло, чему Джек невольно поразился. Его разобрал смех, когда он понял, что капитан боялся оружия, которым не пользовалось человечество уже на протяжении нескольких веков. Мелькнули полутораметровые вороные волосы, и она скрылась в темноте помещения. На лице капитана отобразилось резкое облегчение, и он быстрой, но уже несколько расслабленной походкой направился в обратном направлении. С улыбкой на лице, с мыслью, что он увидел одну из настоящих руководителей СОПа, Джек повернулся, и смех застрял у него в глотке. За его спиной стояла коротко стриженная блондинка в ярко-красном облегающем платье, отлично определяющим контуры весьма соблазнительного вида. -- Смешно, правда? Они всё-таки прислали посла, и как только посмели, после всего? – Девушка грустно усмехнулась своим мыслям, а потом мягко, и одновременно твёрдо произнесла, её голос проникал в самые сокровенные уголки сознания – В глаза мне смотри. Глаза в глаза, зрачок в зрачок, Джек успел заметить, что радужка её глаз была ярко красного цвета, а в самих глазах плескалось пламя, прежде чем погрузился в круговорот воспоминаний. Он заново переживал этот день, снова видел странного священника в мониторе, снова с усмешкой встречал испуг капитана, снова встречался взглядом с блондинкой, и каждый раз он вспоминал всё более точные подробности этих событий, потом повторяться стал только эпизод с Рональдо, а когда он зациклился на том, что больше ничего нового вспомнить не может, он услышал мягкий голос, говоривший, что всё это сон, что отца Рональдо не было, что он спокойно отдежурил, и проснётся в своей кровати. Под этот всепоглощающий голос Джек Стюстби погрузился в иллюзию сна. "Почему я?! Почему? Я не должен быть здесь…я не могу! За что?! Последний Искариот должен выступить в качестве посла?! Максвелл, мразь, почему ты не взял меня с собой в преисподнюю? «Вы слишком стары для нашей великой битвы, для нашей победы» Чёрта с два! Я умер бы так же, как умерли все те, кто пошёл за тобой. В чём мука истинного служения: умереть в двадцать-тридцать лет с мечом в руке, или в шестьдесят подчинятся приказам, которым противится всё твоё естество? Для меня ответ уже получен. Где теперь тринадцатый отдел? Закопан перед домом этой еретички, еретики проходят рядом с ними, напротив лежат еретики из её никчёмной организации, неспособной что-либо сделать без своих чудовищ. А я должен представлять величайшую религию, готовую пойти на уступки. Немыслимо! Что ты держишь в правой руке – письмо, что ты держишь в левой руке – милую улыбку… НИКОГДА! И он тоже хорош! Называл себя верховным инквизитором и готов… «Вы поймёте, Рональдо, когда-нибудь вы поймёте, нельзя жить прошлым, нельзя вечно ненавидеть только за то, что они отличаются от нас взглядом на веру. Помните: Бог есть любовь, и Он любит даже тех, кто когда-то отвернулся от него.» Я не хочу понимать! Я не хочу быть здесь, всё о чём я прошу – умереть за веру, за мою истинную любовь». -- …любовь от Бога, и всякий любящий рожден от Бога и знает Бога; кто не любит, тот не познал Бога, потому что Бог есть любовь, помните об этом и не предавайте его любви, -- проповедь завершилась так же неожиданно, как и началась. Настоятель кафедрального католического собора Лондона, закончив говорить, незаметно кивнул головой недавно замеченному священнику с небольшим кейсом в руках. Падре заметил этот кивок и склонил голову в ответе, а затем проследовал за настоятелем в небольшой незаметный коридорчик, ведущий в личные покои епископа. Оказавшись с епископом наедине, отец Рональдо шокировал последнего тем, что кейс был пристёгнут наручниками к его запястью. -- Я не уверен, что это так необходимо, Рональдо, я не могу себе представить, что бы вы где-нибудь забыли ТАКОЕ, -- епископ не испытывал удовольствия от общения с этим человеком, несмотря на то, что крайне уважал его за то, что он установил себе жизненные принципы очень давно и с тех пор ни разу от них не отступал. К тому же он знал, где нёс своё служение падре: несколько лет назад он имел сомнительное удовольствие познакомиться с методами тринадцатого отдела. Человеку, обратившемуся к Богу после гибели семьи в одном из терактов, устроенными религиозными радикалами, и старающемуся уничтожить в себе ненависть к фанатикам, крайне трудно было терпимо относится к одному из них, даже если он славил Бога по тем же канонам, -- давайте закончим это побыстрее. Что от меня нужно епископу Максвеллу? -- Вы не в курсе. Максвелл мёртв, как и весь оперативный состав тринадцатого отдела, кроме меня. -- КАК?! И… и даже отец Александр? – епископ был крайне шокирован этим известием, -- как это произошло? Очередная битва за истинную веру? Я знал, что такое когда-нибудь должно… (По лицу Рональдо пробежала тень глубокой ярости) могло… Вы можете мне сказать, где находится могила сестры Такаги. Она казалась мне наиболее истинно понимающей смысл служения, из всех с кем мне удавалось общаться за последние двадцать лет. -- Что значит служить? У нас слишком разные взгляды на это, не думаю, что мы придём к плодотворным результатам беседы на эту тему, да и я приехал не за этим, -- Рональдо достал ключ от наручников и разомкнул замок, а потом положил кейс на небольшой столик. Набрал трёхзначные коды и открыл кейс, достав оттуда, занимавшую всё пространство металлическую коробку, -- здесь имена наших братьев, кто погиб в ТУ ночь. Через неделю пятилетняя годовщина, и список должен быть замурован в полу собора со всеми почестями. Ваша инициатива была поддержана на самом верху. -- Да будет так, они это заслужили. -- Насчёт Такаги, вы не должны были получить эту информацию, но мне…меня попросили рассказать, где лежит ваша последняя ученица. Я не в состоянии указать точную могилу, но она среди тех, кто покоится на территории поместья Хеллсингов. -- Что? Хеллсингов? Позвольте, почему… Рональдо, вы что-то недоговариваете. Как погиб Максвелл? – епископ явно не был доволен теми соображениями, что рождались в его голове. -- Я не собираюсь вам лгать, но вы не имеете допуска к этой информации. Вам достаточно знать, что он погиб за веру. -- Так это была правда… среди епископата Лондонского мемориала ходили слухи о новом крестовом походе. -- Это опасные слухи, распространяемые лишь безумными глупцами, которые не понимают, что тем самым лишь навлекут на себя гнев Божий. Вы понимаете, о чём я? -- Прекрасно, я могу лишь смиренно молить Его простить вашим братьям и сёстрам грехи их, ибо не ведали, что творили, -- епископ смиренно клонил голову, -- а также молить Его простить всех нас, породивших такую ненависть, что может привести к тысячам невинных человеческих жертв. -- Только советую произносить ваши молитвы про себя, владыко, -- Рональдо криво усмехнулся и закрыл кейс, защёлкнув наручники на запястье, -- всего хорошего, мне ещё надо успеть на встречу. Максвелл всё-таки сумел сделать хоть что-то, Лондон стал чище за последние пять лет, и католиков в нём прибавилось. -- ВОН ОТСЮДА, ИСКАРИОТ! – епископ не выдержал этого издевательства, -- можешь передать своему начальству, что если я увижу тебя в пределах это святого места, то вышвырну тебя собственноручно! -- Сомневаюсь, что у вас получится, да и благодаря кому Лондон стал таким? – Рональдо уже не улыбался, он ухмылялся, найдя, наконец, отток для клокотавшей у него внутри ярости от невозможности противодействовать папскому приказу. -- ВОН! ИЗЫДИ, ДЕМОН! -- Всего хорошего, владыко. Солнце садилось, погружая Лондонский мемориал во тьму. Люди расходились по храмам или спешили к станции, чтобы добраться до ближайшего городка. На всё это отцу Рональдо было глубоко наплевать, поскольку он столкнулся с проблемой, когда вновь появился перед ясными очами очередного «козла». --Что значит, я не могу войти?! Да вы знаете кто я такой! – Усы старого священника топорщились от гнева. Он ожидал возможного нападения, неудавшейся встречи, но чтобы так… Его просто отказались впустить на территорию особняка. – Немедленно, я подчёркиваю, немедленно вызовите вашего начальника! -- Отец Рональдо, простите, но поступило распоряжение от капитана, что вас запрещено допускать на штабную территорию… Вы должны понять, – из переговорного устройства голос дежурного казался слегка приглушённым. -- НЕМЕДЛЕННО, вы слышите, или у вас лично будут очень большие проблемы, я прибыл из Ватикана только ради этого письма, и если вы откажетесь меня пропустить, то это может привести к последствиям, о которых будет жалеть вся ваша служба безопасности. -- Но, падре, я не могу… -- дежурный внезапно отключился. -- Ты что, не понял, ватиканский пёс? Здесь не желают видеть вашу братию вообще, а Искариотов в особенности. – голос, внезапно раздавшийся из-за спины мог принадлежать молодой девушке, вот только этой самой девушке совершенно нечего было делать перед воротами особняка в это время, все женщины, работающие в СОПе, выходили на дежурство только днём, а одинокая улица, не являлась самым привлекательным местом для прогулки в гордом одиночестве. Да и голос этот внушал подозрение. Мягкий и одновременно твёрдый, завораживающий и отталкивающий, нежный и жестокий, всепоглощающий. В него хотелось погрузиться, но в нём одновременно чувствовался какой-то хищнический оттенок, словно его обладательницей была хищная кошка, готовящаяся к прыжку. Рональдо, понимая, что ничего сделать уже не сможет, резко обернулся. Действительно девушка, ростом чуть ниже его, с копной соломенных волос, которые явно никогда не встречались с расчёской. Узкий таз и огромная грудь. Такой надо надеть обтягивающую одежду, и можно не ошибиться, сказав, что через две минуты с ней попытается заговорить несколько мужчин. Вот только на ней было уже не платье, которое несколько часов назад видел Стюстби, благополучно храпящий в казарме, а форма цвета запёкшийся крови, форма забытой властью организации, которая и была истинной целью приезда искариота в Лондон. И знаки различия лейтенанта. -- Это последнее предупреждение, падре, – блондинка хищнически улыбнулась, давая понять, что будет рада негативному разрешению проблемы. Алые глаза полыхнули пламенем. Во рту сверкнули острейшие клыки. – Леди не желает встречаться с вами, или с любым другим посланником Ратцингера. Можете передать, что если здесь появится ещё один посол, то обратно он уже не вернётся, а теперь убирайтесь. У вас есть полчаса на размышление, потом я вернусь не одна и устрою себе деликатесный завтрак. Левая рука девушки внезапно взорвалась чёрными клочьями, окутавшими фигуру Серас Виктории. Ракша растворилась в этой тьме, слившейся с сумеречной тенью. Чёрный туман стал дымкой, источился, и Рональдо остался в одиночестве. Понимая, что в случае провала путь обратно в Ватикан ему заказан. Рональдо достал из внутреннего кармана инкрустированный серебром пистолет, проверил разрывные пули с серебряной крошкой в обойме и, вертя в левой руке тонкий серебряный стилет, стал ждать. В этот момент из-за поворота появилась машина. Не выделяющаяся из общего потока, который можно было бы встретить в оживлённом городе, но идеально ухоженная. Она затормозила прямо напротив входа в поместье. Тонированные стёкла опустились, и Рональдо увидел уставшее лицо шофера, которому пришлось провести за баранкой всю ночь. Из машины вышли двое в строгих костюмах одного цвета в совершенно одинаковых шляпах. Вся их наружность кричала: «Идёт клерк!». Они подошли к Рональдо, и тот, что был помоложе, коротко извинился за опоздание из-за пробок, возникших благодаря желающим попасть на годовщину разрушения города. Старший в это время разговаривал с дежурным. Потом достал какую-то бумажку и показал в объектив камеры. Ворота тотчас начали раскрываться. -- Идёмте, святой отец. Вас обязательно выслушают, -- клерк был совершенно механизирован, видимо он уже очень долго пробыл на должности посыльного и выработал невосприимчивость к любым преградам, которые могут возникнуть на пути к цели. Они прошли по погружающейся во тьму дорожке мимо стремительно темнеющих надгробных плит, провожаемые невидимым наблюдателем. Не дожидаясь, пока кто-нибудь соизволит позвонить, двери открыл молодой парень, заступивший на смену ночного дежурства. Он попросил их следовать за собой и повёл по длинной череде коридоров в глубь здания, а потом поднялся на третий этаж, где Рональдо и клерков встретил капитан. Последний отпустил дежурного и провёл гостей до больших створчатых дверей, ведущих в огромный зал. Почти на всю его длину, простирался дубовый стол, но стулья стояли только на поперечных его концах. Дальний конец стола находился в тени, поэтому невозможно было детально разглядеть того, кто его занимал, как и двух человек, силуэты которых можно было различить по бокам от кресла. Капитан бесшумно закрыл двери за спиной вошедших. Клерки отвесили синхронный поклон тому, кто занимал кресло. -- Если что-то остаётся неизменным, так это то, как приходят посланцы короля, - голос сидящей женщины можно было бы назвать красивым, если бы не звенящая в воздухе сталь. И ярость… глубинная, жестокая, стремящаяся вырваться наружу, но остающаяся в узде. Пока. – Можете сесть, хотя я надеюсь, что разговор окажется коротким. Слушаю вас, посол. -- Леди Хеллсинг, я прибыл… -- Ближе к делу! Меня совершенно не радует перспектива выслушивать ваши словесные витиеватости. -- Его Святейшество, папа Римский Бенедикт ХVI поручил мне передать его личные, коль скоро это нельзя афишировать, извинения за действия 13-го отдела, повлекшие за собой гибель большого количества людей и огромный материальный ущерб. Также он приказал передать вам его послание. – щёлкнуло двойное дно кейса Рональдо и на лакированную поверхность стола лёг запечатанный конверт. -- Это всё? Тогда вы можете удалиться и будьте любезны забрать с собой этот конверт. Дворецкий, проводи, – казалось, что на этом всё и закончится, фигура, стоящая слева от Интегры уже было дёрнулась в сторону пришедших, однако… -- Его Королевское Величество Георг VII высказал своё желание, согласно котрому вы должны принять извинения Римской Католической Церкви, и благосклонно отнеслись к посланию Его Святейшества папы, -- завил молодой клерк. -- А не потрудитесь ли напомнить, кто издал секретный указ №25632148 о роспуске организации «Хеллсинг» и передачи её функций самому ордену Королевских Протестантских Рыцарей? Его Величество лично озаботился посмертно наградить моих сотрудников и запереть выживших здесь, – в воздухе повисло предчувствие будущего урагана, – он подписал бумагу, в которой не говорится о моей смерти, но фактически утверждается, что Интеграл Фейрбрук Вингейтс Хеллсинг более не ходит среди живых. Мой особняк мне не принадлежит! Дом, в котором рождались все, принадлежащие к роду Хеллсингов, стал государственным учреждением; я вынуждена терпеть здесь присутствие людей, которые в иное время не подошли к нему бы даже на милю. Король пожелал забыть о Хеллсингах, превратив их в род, погибший на службе у короны. Прекрасно. Я больше не член Круглого Стола. Как он пожелает. Меня официально не существует. Да будет так! Но пусть он не надеется, что я буду так же выполнять его поручения, после всего! Вас пропустили, так как неисполнение приказа короля могло вызвать неуместные разговоры среди сотрудников, но не надейтесь, что он значит много для ваших слушателей. Рональдо вдруг отчётливо понял, что жить им осталось очень мало: Интеграл намеренно взвинтила обстановку, пытаясь вызвать оскорбительный ответ. Он поймал алый отсвет глаз Серас, стоящей справа от леди, и ясно понял, кто умрёт первым. В воздухе повисла стальная струна, на которой держалось благополучие пришедших. Положение могло спасти только чудо. И чудо произошло. -- Леди Хеллсинг, мы здесь являемся не столько посланцами короля, сколько посланцами королевы-матери, просившей нас передать вам письмо, – старший из клерков положил на стол ещё один конверт, рядом с первым. – Она понимает ваше теперешнее положение и просит вас не принимать политические ходы слишком близко к сердцу. Она просит вас хотя бы ознакомится с посланием Папы и приносит своё глубочайшее извинение за приказ, который она отдала вам и вашему слуге пять лет назад в этом зале. -- Она… имела право отдать его. Хорошо, сегодня я прислушаюсь к королю, но в будущем я настоятельно прошу не приближаться к особняку. Это может быть опасно для жизни. Передайте это Его Величеству. Аудиенция окончена. -- Джеймс, приглашение, -- старший обернулся ко второму клерку, а тот незамедлительно вытащил из нагрудного кармана гербовый листок, – это приглашение на трёх лиц на приём, который состоится в Букингемском дворце, через неделю. Если вы согласитесь с тем, что пишет королева-мать, то она ждёт вас на приёме. Всего наилучшего, Леди Хеллсинг, графиня… И струна порвалась. Тень метнулась к клерку, и казалось легонько задела его, однако человек отлетел к стене и ощутимо ударился об неё. В следующее мгновение он оказался прижат к стене, слабо трепыхаясь в руке Виктории, державшей его за горло. -- Никто не смеет так меня называть! – отчеканила она. Оскал вампирши сверкал даже в полутёмном зале. Относительно дальнейшей судьбы клерка можно было не загадывать. -- СЕРАС! ОТПУСТИТЬ! – Леди вскочила с кресла. А клерк совершил полёт к дверям, распахнув их и совершив не совсем мягкое торможение по коридору. -- Как прикажете, леди Хеллсинг, -- Вампирша склонила голову, и прошептала -- но я не графиня. Рональдо и второй клерк за время этого разговора испарились, что было замечено только оберштурмфюрером СС в отставке. Исчез из коридора и отправленный туда первый посыльный. После них остались только два письма и приглашение. И невзрачный лист бумаги, исписанный витиеватым почерком. «Я Владислав III Дракула, находясь в здравом уме и твёрдой памяти, господарь Валахии, так же известный как граф Дракула, завещаю всё своё движимое и недвижимое имущество, а именно гроб и земли, буде такие обнаружатся, Серас Виктории и прошу засвидетельствовать нижеозначенных лиц вхождение вышеозначенной Серас Виктории в род Дракула и добавление фамилии Дракула к имени вышеозначенной Серас Виктории, которой надлежит именоваться Серас Виктория-Дракула. Также прошу Её Величество королеву Елизавету II в счёт моих заслуг перед королевским домом Великобритании даровать роду Дракула графский титул и все причитающиеся ему права и свободы, определённые законодательством Великобритании.» И подписи свидетелей, среди которых горела подпись Елизаветы II, королевы Великобритании и севернной Ирландии, главы Содружества, защитницы Веры.
«Глубоко уважаемая леди Интеграл! Несмотря на все разногласия, возникшие между Ватиканом и англиканской Церковью за последние столетия, гибель десятков тысяч людей не может оставить равнодушным никого, кто истинно является служителем господа нашего Иисуса Христа. Я глубоко сожалею, что Ватикан был замешан в разрушении Лондона и понимаю, что предательство архиепископом Энрико Максвеллом соглашения, заключённого ХIII отделом специальных операций Священной Инквизиции Римской католической церкви с организацией «Хеллсинг» и Королевским орденом Протестантских рыцарей, не может способствовать развитию мирных отношений между нашими странами. Я лишь прошу Вас принять мои личные глубочайшие извинения за операцию «Реконкиста». Со своей стороны я гарантирую, что подчиняющиеся лично мне рыцарские ордена и XIII отдел более не совершат актов агрессии по отношению к Англии, основанных лишь желании обратить их в свет нашей Церкви. Теперь я хочу обратиться к более приземлённой проблеме, которая, однако, является гораздо более опасной, нежели любые межконфессиональные споры и распри. Я хочу поговорить о вампирах, причём не о высших носферату. Как вам известно высшие вампиры характеризуются склонностью к одиночеству и изоляции от общества. В итоге получается, что все высшие убивают в год меньше людей, чем гибнет в различных ДТП, а современные способы уничтожения немёртвых заставляют их держаться на большом удалении от людей или действовать крайне осторожно. Своих слуг они тоже держат в узде, когда последние достигают определённого уровня. Угроза носферату реальна и они, безусловно, подлежат уничтожению, но эта проблема отступает перед детищем технологии, искусственными вампирами или, как их называют фриками. Меня информировали, что вы безвыездно находились в Лондоне на протяжении всего времени с момента его разрушения. Так же мне стало известно о роспуске организации «Хеллсинг» и исключении Вас из ордена рыцарей Веры. Источник этой информации не должен Вас беспокоить. Важно то, что вы, скорее всего, не осведомлены о масштабах проблемы. Вампир-чипы распространяются на чёрном рынке Европы. Стоимость этих приборов настолько высока, что позволить себе их приобретение могут только крупные объединения организованной преступности. Численность фриков на данный момент не установлена, в худшем случае она намного больше, чем мы можем предполагать. В сложившейся ситуации мы приходим к вопросу о противодействии обезумевшим нелюдям, которые в большинстве своём не способны контролировать жажду. Однако главным, естественно, является ликвидация источника вампир-чипов в кратчайшие сроки, дабы предотвратить возможное создание аналогов преступными синдикатами. Представители крупнейших секретных служб мира провели совещание в Ватикане две недели назад, где были приняты программы сбора информации и ликвидации синдикатов, ведущих переговоры о приобретении вампир-чипов, но ещё не получивших этот заказ. Наибольшую опасность среди них вызывают радикальные террористические организации Востока. Через семь дней состоится совещание глав организаций, которым будет поручено устранение производителя, являющимся, несомненно, остатком организации «Тысячелетие». Как Вы, наверное, догадываетесь, это будут организации «Искариот» и Королевские рыцари Веры. Всю техническую составляющую возьмёт на себя отдел «Матфеи» в тесном сотрудничестве с крупнейшими мировыми производителями. Поскольку в трагических событиях, постигших Англию пять лет назад организации «Хеллсинг» и «Искариот» были практически полностью уничтожены, за исключением нескольких ветеранов и молодняка, то любой опыт по противодействию вампирам необходим для успешного проведения операции. Посему, позвольте просить Вас присутствовать на переговорах, которые пройдут сразу после официального приёма, приглашение на который было Вас передано посланниками короля Георга. С искренним уважением и пожеланием обрести мир в душе Бенедикт XVI, папа Римский, глава Римской Католической Церкви.»
Исписанный ровным убористым почерком лист бумаги мягко лёг на стол, опущенный изящной женской рукой в белоснежной перчатке. Интегра откинулась на спинку кресла и погрузилась в поток мыслей. В голове прокручивались всевозможные варианты причин и последствий подобного письма. В конце концов, Интегра, так и не придя пока ни к какому решению, распечатала послание королевы-матери. На белоснежном листе бумаги высшего качества чернела всего пара фраз: «Не смотря на все сложности, обрушившиеся на Королевского рыцаря Веры, он всегда остается верен долгу. Не забывайте об этом сэр Интеграл Фейрбрук Вингейтс Хеллсинг.» «Долг…у меня больше нет ничего, чему я обязана служить. Король предпочёл почётное забвение. А теперь мне приказывают снова служить короне! Я больше не рыцарь, я никому не служу! Я свободна». Рука протянулась к хрустальному бокалу с тёмно-красной жидкостью, стоящему на столе рядом с бутылкой изысканного виски. Одним глотком осушив бокал, Интегра ощутила солоноватый привкус, тут же захотелось ещё. Глаза, прекрасно обходившиеся в полумраке зала без освещения, вспыхнули алым огнём и погасли. Дорогой бокал опустился на столик. Сколько их было, разбитых в бессильной ярости? На целый сервиз для званного ужина хватило бы точно. Сначала от отчаяния, потом от ярости из-за возникшей необходимости экономить. Доставать дорогой донорский продукт становилось всё сложнее, старые контакты в медицинской сфере оборвались, когда её признали без вести пропавшей. Были страшные 2 месяца, когда крови не было вообще; сначала не выдержала Серас, потом с цепи сорвалась ван Винкль, всегда находившаяся рядом с госпожой. Интегра вышла на охоту после 4-х недель голодания. Когда удалось достать донорскую кровь, никто в Лондоне не решался выходить на улицу после захода солнца. Впрочем, ночными нападениями на прохожих дело не ограничилось, и виновата в этом была именно Интегра, слишком долго отказывающаяся выйти в ночь. Как она попала в тот дом, леди не помнила, сознание сохранило лишь момент, когда на пол опустиось пятое тело. В ту ночь она впервые попыталась застрелиться. Алукард не зря считался абсолютной нежитью. Несколько ослабленные способности к регенерации он передал и членам своего клана. Оставалось только догадываться, ЧТО этот полоумный учёный засунул в бомбу на флагманском дирижабле, что она разнесла полгорода. Алукард выжил, находясь в эпицентре взрыва, но продержался он ровно сутки, успев составить завещание и рассказав, что Док спрыгнул с падающего дирижабля в бушующий на земле пожар, а бомбу подорвал пацан лет одиннадцати, как две капли воды похожий на того, который принёс послание майора. Смерть последнего Алукард гарантировал, заверив, что никто кроме него не останется жив после отрывания головы. Последнее что он сделал – это дал свободу ей и полицейской. Удивительно было то, что Рип стала слугой Виктории, в то время как Денди рассыпался прахом с остатками мёртвой армии. Видимо в наглой девчонке было что-то такое, что увидел только он. Интегра вновь взяла в руки письмо Папы, взгляд остановился на словах «остатком организации «Тысячелетие». Вдруг всплыло давнее воспоминание: она и ублюдок Максвелл за одним столом и тихий старушечий голос: «Интегра, Алукард. Победите их. Это приказ.» Она перестала быть рыцарем Веры, но приказ она так и не выполнила. Как минимум один ублюдок уцелел. Интегра расслабилась в кресле, погружаясь в воспоминания… Огонь и кровь. Кровь и огонь. И смерть, гуляющая по улицам, собирая невиданную жатву. Смерть, забирающая тех, кто служил ей, умирая со словами: «Да будет так!» -- тех, кто выполнял свою работу, тех, кто был совершенно ни причём. Смерть облеклась плотью, когда Интегра выпустила джина из бутылки, когда лорд Алукард исчез, и его места занял тот, чьё имя прокляли в веках. Ужас, пришедший из ночи. Человек, ставший ужасом. Влад III из рода Дракула, господарь Валахии. Вампир, прозванный «кровавым графом». Король немёртвых стоял на развалинах города, глядя на человека, которого когда-то мог бы назвать своим другом. На старика, вновь обрётшего молодость, но смотревшего на мир пустыми глазами. Возможно, раньше он мог бы стать тем, кому граф позволил бы отправить себя во тьму. Он был ЧЕЛОВЕКОМ. Но теперь… -- Лишь мусор плачет. -- Ты не прав, Ангел Смерти. Плачет человек, когда обнажается его душа. Плачет чудовище, когда в нём просыпается человек. Это понял даже Андерсон. А ты, Волтер? Я вижу в твоих глазах пустоту. Кому ты служишь, Шинигами? Майору? Тогда тебе нет обратной дороги, ты встретишься с той, кому служил столько лет, Ангел СМЕРТИ! Чудовище БЕЗ души! Двухметровая фигура графа смазалась, удар быстрее мысли был точен, от него невозможно было уклониться, но дворецкий это сделал. Миг – и он оказался в гуще Искариотов, безмолвными статистами наблюдавшими эту сцену. Удар сердца – граф закрыл собой хозяйку, а среди Искариотов блеснули стальные нити. Смертельная карусель пронеслась в направлении Интегры, разрезая тела на кусочки. Нити, сверкая летели к графу и вдруг вернулись к хозяину. Вокруг самого Волтера образовалось озеро из кровавого месива. К его ногам подкатилась голова монахини. Юмико можно было узнать только по густым чёрным волосам, залитым кровью; лицо превратилось в фарш. «Если это смог сделать оборотень, то ты тоже, граф. Я убью её, но упокоит тебя он», -- мысль, которую успел прочитать Влад, позволила ему уйти от упавшего сверху оборотня, блокировать сильнейший взмах когтистой лапы. Заломив её в болевой захват, граф встретил взгляд волчьей морды капитана. -- «Ты зажился на этой земле, оборотень.» -- «За тобой должок с 44-го, Снежная Королева», -- голос, раздавшийся в голове Влада был сух и холоден, как и его хозяин. И от него веяло такой же беспощадностью. -- Волтер на тебе, Серас! -- Всё что успел крикнуть граф, прежде чем погрузиться в вихрь ударов, обрушенных на него капитаном, с нечеловеческой гибкостью вывернувшимся из захвата. Смертоносный клубок сцепившихся в поединке бойцов начал отдаляться от места начала схватки… Серас всё ещё непонимающе смотрела на дворецкого. Ждать, пока она придёт в себя никто не собирался. Свист гаррот вновь прорезал воздух. Сверкающая смерть неслась к Интегре, со свистом рассекая воздух. Девушка не успевала уклониться от нитей, грозящих нарезать её в салат, когда вампирша буквально вытолкнула её из стальной сети, задевшей ноги носферату. Волтера похоже разозлило, что добыча в который раз ушла у него из-под носа. По крайней мере, презрительная ухмылка стёрлась у него с лица, и на нём появился злобный оскал. На фоне остальных зубов два фриковских клыка выделялись особенно отчётливо. Они подействовали на Викторию, лежащую в луже собственной крови и уже совершенно озверевшую из-за произошедшего, как красная тряпка на быка. Серас Виктория, сержант полиции и спецагент «Хеллсинга» посмертно, умерла в особняке, сейчас исчезла высший вампир Серас Виктория, и появилась Ракша. Чёрный туман, сочащийся из её правого плеча, уплотнился, окутав всю фигуру девушки. Через мгновение тьма разлетелась клочьями, неуловимая тень рванулась к дворецкому, вновь раскрутившему свои нити… Фрик перемещался по обломкам зданий, как ураган сметая на своём пути всё, что ещё не было разрушено. Стальная пляска гаррот не прекращалась ни на секунду. На землю несколько раз падали отсечённые конечности, как только они касались земли, то становились чёрным туманом , стремящимся вернуться к своей хозяйке, выжидающей подходящий момент для единственного удара. В стальном вихре наметился просвет, и вампирша кинулась в него, вложив в этот бросок всю возможную для неё силу. Просвет внезапно сменился коварной паутиной. Два удара были нанесены одновременно. Два бойца оказались равными друг другу. Волтер с распоротым от паха до подбородка туловищем отлетел в груду искариотских тел, исполосованное тело Серас по инерции впечаталось в стену разрушенного наполовину здания, которая похоронило носферату под обломками. Всё произошедшее уложилось максимум в минуту. Интегра к этому времени сумела подняться на дрожащие от напряжения ноги, и, держась за разбитую об арматуру голову, не смотря на звон в ушах, пыталась обрести равновесие и осмыслить произошедшее. Из ступора её вывел звук пистолетных выстрелов, раздавшихс из-за спины вкупе с отборнейшим матом, состоящим по большей части из слов то ли немецкого, то ли австрийского происхождения с особо длинными вставками на итальянском и латинском языках. Общий смысл Интегра, не владеющая языками, уловила. Леди обернулась и только тогда поняла, что столкнулась с очень большой проблемой – на ней не было очков, на расстоянии вытянутой руки всё превратилось в расплывчатую дымку. -- Английская мразь, -- видимо словарный запас говорившего, вернее говорившей (по голосу Интегра узнала искариотку Хайнкель) истощился, и она перешла на язык тех, кто в её личном рейтинге популярности стоял на строчку выше вампиров. Слова непрерывно сопровождала стрельба и, похоже, в упор, -- ублюдок! Говорила я Максвеллу, что его надо заранее убрать… Чёртов интриган… Сколько народу положил, сволочь! Выберусь отсюда, буду неделю без перерыва молиться за упокой Юмико. Или Юмиэ, какая нахрен разница? Если бы она меня не толкнула, лежать бы мне с ними в одной куче. Звон в голове у Интегры несколько утих, видимо ей повезло: порез головы не был слишком серьёзен, хотя и кровоточил. Она расслышала приближающиеся шаги, мягкие, почти крадущиеся. -- Серас, это ты? – голос оставался ещё командирским, но всё же дрожал. Рука судорожно зашарила у бедра, ища и не находя эфес сабли. В последнюю секунду до того как шаги затихли, она вспомнила про пистолет во внутреннем кармане, но достать его ей не дали. Руку заломили за спину, пистолет вытряхнули из кармана и отбросили куда-то далеко. Удар коленом в область почек заставил Интегру согнуться пополам, а рукоятка пистолета, аккуратно припечатанная к её позвоночнику в области поясницы и отключившая ноги, превратила её в беспомощный куль, лежащий на острых камнях. На неё обрушился град пинков. В отличие от тела Волтера избивала её Хайнкель молча, хладнокровно, точно, избегая бить по лицу, стараясь не столько причинить увечье, сколько подарить адскую боль. Наконец издевательство прекратилось. -- Ну как, английская шваль, понравилось? – насмешливый голос Вольф Интегра слышала, как во сне, доносящимся со всех сторон, -- помощи тебе не будет. Вампир прочно завяз в дружеском разговоре с оборотнем, они уже далеко отсюда. Эта недоделка-девчушка вряд ли вылезет из-под завала. Ты одна, еретичка. Реконкиста провалилась, но пламя истинной Веры очистило много исповедующих ересь. Будет обидно, если ты избегнешь наказания, но смерть твоя не будет лёгкой, тебе воздастся за всё. Интегра попыталась что-то сказать, но в отбитых лёгких не хватало воздуха, её лишь вырвало кровью. Очередной пинок перевернул её на спину, а затем армейский нож начал вспарывать ей брюшную полость. Боль затмила всё. Но сознание жило. Хайнкель работала профессионально, не задев жизненно важных органов, она не оставила Интегре ни малейшего шанса, обрекая её на долгую мучительную смерть. Однако, закончить ей не дали. Мощный удар прикладом отбросил её от жертвы. Уйдя в кувырок, наёмница вскинула пистолеты и открыла беспорядочный огонь по высокой девушке с длинными чёрными волосами и огромным мушкетом, приклад которого уже имел возможность очень тесно познакомиться с Вольф. Выстрелы не причинили ей вреда, так как она заблаговременно укрылась за горой бетонного мусора, одновременно пальнув из мушкета в звёздное безоблачное небо. Стальной шарик, взмыв в воздух, изменил направление своего движения и по широкой дуге пролетел к искариотке, а затем разнёс на кусочки оружие, через мгновение разбил оба коленных сустава. Осевшая на землю Вольф боясь пошевелиться, так как пуля, свистя, проносилась над ней, грозя отправить Хайнкель на тот свет, вгляделась в девушку, выступившую из-за своего укрытия. На ней был строгий чёрный костюм, однако, сильно запылённый и обгоревший. Брюки-дудочки чуть-чуть не доходили ей до щиколоток, так что было заметно отсутствие носков. На красивом веснушчатом лице сверкали изящные очки. Казалось, она застряла в эпохе Биттлз. Впечатление портил только кулон в виде свастики на длинной цепочке. Не обращая внимание на Вольф, Ван Винкль размашистой походкой подошла к месту, где раньше стояла Интегра и подняла с земли то, что раньше леди именовала своими очками. Оправа уцелела, но одна линза вылетела напрочь, а через вторую шла глубокая трещина. Рип присела на корточки рядом с Интегрой и одела ей очки, затем расплылась очаровательной улыбке, по ширине спорящей с лучшей гримасой Алукарда. И высказала своё мнение: -- Неплохо, хотя Док справился бы лучше. Подобное зрелище моментально привело Интеграл в осознанное состояние. Она её узнала, вспомнив снимки авианосца «Орёл». На лице появились презрение и ярость, смешанные с болью. Рип моментально выпрямилась и встала по стойке смирно. Приклад мушкета щёлкнул о землю одновременно с соединившимися каблуками ботинок. Рука Стрелка дёрнулась в «Зиг Хайле», но на полпути остановилась и вернулась к голове. Рип отдала честь. -- Оберштурмфюррер СС, офицер организации «Миллениум» в отставке Рип Ван Винкль прибыла для несения службы! Выполняя задание руководства «Миллениума», руководила захватом авианосца «Адлер». Была убита Алукардом, и в данный момент нахожусь его подчинении. Приказывайте, хозяин хозяина. -- Где…кха…Алукард. – прохрипела Интегра, сплюнув кровавую слюну. Леди попыталась приподняться на руках, но из-за вспышки боли в животе была вынуждена лежать. -- Здесь, моя хозяйка. – голос появился из воздуха за секунду перед тем, как материализовался его хозяин. Граф был сильно помят, его одежда изорвана, на лице кровоточили глубокие порезы, не спешащие затягиваться. В левом боку чуть ниже сердца зияла дыра. – Этот оборотень меня почти достал. Он был хорош, но недостаточно. А тебя хорошо обработали, Интегра. До утра не доживёшь. Я задам тебе только один вопрос: ты не хочешь умирать сейчас? -- Пошёл… к чёрту, кровосос… Никогда. – Однако в хриплом шёпоте Интегры не было стали. Впервые за десять лет смерть снова стала так близка, но тогда, в подвале, костлявая лишь показалась из-за угла и поманила её пальцем. Теперь же смерть стояла в двух шагах от неё, с каждой секундой приближаясь всё ближе и ближе. Интегра вдруг поняла, что ей безумно страшно умирать. Подсознательно она судорожно искала причины, чтобы согласиться, и вампир надавил на самые важные рычаги: судьба рода, честь и долг. -- И что теперь, леди Хеллсинг? Твой род умрёт вместе с тобой, детей у тебя нет. И кто дальше будет меня сдерживать, Интеграл Фейрбрук Вингейтс Хеллсинг? Я обрету свободу и устрою этой стране кровавый ад, стараниями твоей семьи я стал неуязвим. Твоей организации больше нет, и некому будет восстанавливать её. Серас на это непригодна, к тому же она подвластна моей воле. Если её подстегнуть, она наконец-то вылезет из-под камней. Немка, метрах в трёхстах отсюда лежит рыцарь с пробитым лёгким. Он ещё жив. Притащи его сюда и брось вон туда. – он указал на место, где была замурована Серас. – Чуть не забыл, Интегра. Ты помнишь приказ королевы. «Они» ещё живы или, скорее, не мертвы. – он повернул голову туда, где в небе горели огоньки на палубах дирижаблей. Я не уверен, что буду убивать майора сегодня. Ты сняла нулевую печать и её сила ещё не восстановлена. Все души вернулись ко мне, кроме одной. – он кивком указал на ван Винкль, с напрягом тащившую здоровенного рыцаря. – я смогу игнорировать твой прямой приказ ещё пару дней. Этого хватит, чтобы твой труп остыл несколько раз. Гораздо интереснее будет прикончить майора лет через сто. Ну так что, рыцарь круглого стола сэр Интеграл Фейрбрук Вингейтс Хеллсинг, глава рода Хеллсингов и организации «Хеллсинг»? Ты не хочешь умирать сейчас? И губы Интегры, сгорающей от стыда и презрения к самой себе, мучающейся от невыносимой боли, лежащей парализованной на земле среди развалин города, где она родилась, выросла, а теперь умирала, прошептали: -- Да.
25.11.2012, 15:21
