- Эй, Кира! Ты как-то неестественно печален сегодня. Хочешь, выпьем?
Отчего-то Хисаги-сан всегда говорит громко, если замечает, что мне грустно. Я думаю, что этим он желает привлечь ко мне желание остальных, и снова оказываюсь прав. Доблестный фукутайчо кюбантая каким-то совершенно неведомым мне способом собирает в моей тесной комнатушке, – занимать капитанский кабинет я и не думал, а уж для быстротечных пьянок тем более, - всех лейтенантов и даже нескольких офицеров. Но даже гвалт, созданный ими, не может заглушить голоса. Этого голоса...
«И-зу-ру, - по слогам тянет он в моей голове. – Если тебе вновь скучно, то приходи ко мне. Это же так легко...»
Я трясу головой, убеждаю себя, что это лишь обманка, и что Готей не брошу. Здесь же друзья, отряд, - те ещё дети, без меня не проживут, - а уходить на другую, тёмную сторону, я не то, что не вправе...я обязан оставаться здесь. Просто потому, что верю в него – вдруг одумается? – жду и терзаюсь, глядя на Рангику-сан, в чьём взоре посреди даже самой весёлой компании мелькают грустные искорки. И почти всегда это происходит при взгляде на меня, - хотя это может лишь казаться, - и мне почему-то нравится думать, что я напоминаю о нём другим. Может быть, потому, что я ещё надеюсь на его возвращение и каким-то образом вселяю эту веру в других...
Вчера я нечаянно услышал разговор двух рядовых из шестого, кажется. Да, глядя на меня, они вспомнили его, но вот в речах их не было даже нотки уважения к пусть и бывшему, но капитану. «Лисомордый» - так они называли его, забыв об имени. Это меня расстроило, но я вовремя вспомнил, что лучше уж плохая память, чем никакой, и направился дальше по своим делам, но долго ещё на душе висело грузом сомнение в правильности своих же действий. А может, мне всё же уйти?.. Нет, нельзя тебе, Изуру, говорю я сам себе и горько усмехаюсь, - хотя на усмешку это было не совсем похоже, скорее на попытку натянуть его маску, - ведь кто же тебя отпустит отсюда и пустит туда? Беру кажущийся чрезвычайно тяжёлым токкури, наливаю себе и выпиваю залпом. Слава ками, я быстро пьянею, и это помогает мне хотя бы на время забыться... Я уже не знаю, что мне делать, остаётся лишь подобно Хисаги-сану с головой уходить с головой в бумаги, но они у меня слишком быстро заканчиваются – нет ведь того завала, что вынужден принимать девятый отряд. Пробовал рисовать, да только всё время выходил он и с бумаги словно бы шептал: «Приходи ко мне, Изуру. Ты не представляешь, как тоскливо здесь, в этой бесплодной пустыне, где и хурма-то отказывается расти, в этом белом замке с кучей неинтересных мне личностей...».
- Нет, - говорю сам себе я, и не замечаю, что сказал вслух. – Неправда, это говорю я, а не он.
А потом замечаю и с облегчением перевожу дух: не заметили. Всё также болтают, пьют, чтобы забыться или прийти в себя, встряхнув организм. В мысли просится дурацкая мысль, что всё это бесмысленно, что спитрное помогает лишь на время, но сам подношу токкури к губам и снова пью. Прямо из кувшинчика, как привыкли мы все в пьяном забытьи...
А утром... утром я выкидываю глупые мысли и встречаю Сой Фон-тайчо. Стоит ли мне рассказывать о том памятном бое? Нет, не нужно, все и так знают. Но скажу я вот что: после возвращения Ичимару-тайчо больше не нужно отгонять от себя сны о белом кицунэ...Они не приходят сами, будто пугаясь, что стали явью.
9.1.2010, 12:17
