Фанфики и не только от Шнайзеля. Опции

[Шнайзель]

1. Вообще говоря это не что иное, как легкое хулиганство, написанное под настроение, но тем не менее :

Рассказ "Молчание Бога"

Скрытый текст

Город был пуст и безжизнен. Окна полуразрушенных домов слепо взирали на безлюдные улицы тысячами черных провалов. Мостовые были усыпаны битым стеклом и мусором, ветер лениво шуршал обрывками бумаги и опавшими листьями – аллеи тоже умерли, голые стволы некогда прекрасных деревьев ныне стояли согнутыми, изломанными, изуродованными. Тишина и безмолвие царили повсюду, тусклый свет солнца едва пробивался сквозь свинцово-серые облака, застилавшие все небо от горизонта до горизонта.
Шаги были почти не слышны. Молодой мужчина, лет двадцати пяти на вид, медленно брел по улицам и аллеям мертвого города, обходя груды мусора и перешагивая через поваленные фонарные столбы. Невзрачная ветровка, потертые джинсы и ношенные кроссовки были под стать этому унылому месту, хотя и выглядели несколько странно на фоне уцелевших колоннад и двух-трех этажных зданий. В его серых глазах застыли печаль, тоска, одиночество и предчувствие неизбежного. Спустя некоторое время он вышел на главную площадь города - дома, дворцы и музеи, окружавшие ее, стояли целыми, но их окна были пусты, как и окна всех домов города, а фонтаны, украшавшие площадь, пересохли. Навстречу ему, с другого конца площади, столь же медленно шел другой мужчина, старше – лет сорока, одетый в безупречный серый костюм с галстуком, на ногах его блестели лакированные черные туфли, так, словно пыль и грязь не касались их. Мужчина в ветровке очень сильно удивился бы, если бы не увидел здесь другого. Но второй был здесь, а значит все повторится, как было уже не раз до этого. Именно неизбежность того, что им предстояло, а вовсе не вид мертвого города, наполняли глаза молодого человека тоской и едва ли не отчаянием. Двое мужчин сблизились до расстояния в несколько шагов и замерли друг напротив друга, остановившись в центре площади, возле огромного фонтана, выполненного в форме ангела с распростертыми крыльями и воздетым вверх мечом.
- Ты звал меня, враг, - произнес тот, что был в костюме и туфлях, усталым тихим голосом, казалось, его донимает скука, - я пришел.
- Ты сам встал у меня на пути, враг, как и всегда, - голос мрачен, но полон решимости.
- Снова ты взялся за старое? И ради чего на этот раз? Ради жизни какого-то ребенка! Одного единственного ребенка – после того, как мы сходились здесь, решая судьбы многомиллионных государств!
- Судьба человечества, или судьба одного человека – это не важно! Я не могу стоять в стороне, если у меня есть возможность помочь, ты же стремишься лишь разрушать. Зачем тебе это?
- Этот спор идет меж нами сотни лет, тебе все равно не понять меня, мне – тебя. К чему пустые разговоры, Альберт? Делай то, что собирался.
- Сделаю, Карл, сделаю, можешь не сомневаться, - с этими словами стена ослепительно белого пламени вспыхнула вокруг мужчины в костюме, окружила его, грозя вот-вот испепелить. Лишь мгновением позже багровый огонь ринулся навстречу, разорвав круг белого пламени, потеснив его назад, к Альберту. Двое мужчин, двое смертельных врагов, стояли друг напротив друга, их лица были сосредоточены, а меж ними бушевало пламя - белое и багровое, две огненные стены теснили друг друга с переменным успехом. Плавился камень мостовой, но одежда людей, стоявших в нескольких шагах от ревущего ада, даже не дымилась.
- Чего ты добиваешься, Альберт? Ты ведь знаешь, что мы бессмертны, иначе один из нас давным-давно бы уже убил другого.
- Лучше скажи, чего добиваешься ты. Зачем ты разрушаешь все, что я создаю? Неужели тебе доставляет удовольствие видеть страдания людей, видеть их слезы, слышать их стоны?!
- Я не разрушаю, я лишь оберегаю род людской от тебя и твоих безумных идей.
- Безумных? Желать сделать всех людей счастливыми - это по-твоему безумие?!
- Только бездушные марионетки могут быть счастливы. До тех пор, пока люди свободны, они всегда будут страдать и причинять боль друг другу. Разве они просили тебя о помощи? Нет.
Багровое пламя погасло, и белый огонь Альберта победно устремился вперед, но Карла уже не было – стремительно взмыв в воздух он пронесся над огнем и нанес ответный удар. Там, где секунду назад стоял Альберт камень взорвался и брызнул во все стороны градом осколков, оставив воронку в центре площади. В следующее мгновение исполинский невидимый кулак ударил в грудь Карлу и тот отлетел в сторону, пробив стену дома и скрывшись под градом рушащихся перекрытий. Мужчина в ветровке, которого когда-то называли Альбертом, медленно направился к пробитому дому.
- Почему ты мешаешь мне сейчас? К чему тебе смерть ни в чем не повинного ребенка?! – крик разнесся по всему городу.
- Он должен умереть – таковы законы природы, такова суть вещей. Это жестоко, не спорю, но так устроен мир. Не мы с тобой создали эти законы, не нам их и нарушать. Такова природа Вселенной, ты же, в своем милосердии, стремишься подчинить Вселенную себе. Из нас двоих тиран и деспот – ты, не я, я лишь храню мир таким, какой он есть, оберегая его от твоих посягательств, - голос шел отовсюду, со всех сторон, невозможно было определить за каким углом, в каком доме скрывается говоривший. Альберт был настороже и все же пропустил удар – воздух вокруг него сгустился, затвердел, грозя раздавить в пыль. Он не умер бы, нет, он и в самом деле был бессмертен, но это означало бы поражение и гибель того мальчишки, что было недопустимо. Напрягая волю, он разжимал тиски воздуха, но Карл, стоявший на балконе одного из домов, сменил тактику – теперь непроницаемый щит теснил Альберта, прижимая его к стене.
- Неужели тебе чуждо милосердие?! Прошу тебя, Карл, во имя Господа Бога, отступись, ты же сам говорил – это всего лишь один единственный ребенок.
- Бога?! Бога, говоришь ты? Нет никакого Бога, Альберт! Кому как ни нам с тобой знать это! Есть лишь природа, люди и мы. Ничего больше.
«Мальчик должен жить, он не заслужил смерти». С этой мыслью Альберта воздушный щит разлетается на куски, и вот уже с ладоней молодого мужчины срываются один за другим десятки слепящих лучей света, они нацелены в грудь, в голову Карла, но тот отбивает их стремительными, неуловимыми движениями рук, и отраженные лучи бьют в стены домов, в колонны, в булыжники мостовой, обращая камень в облака пара.
- Но если нет Бога, Карл, то откуда взялись мы с тобой? Вспомни, мы были такими же людьми, как они. Столь же слабыми, несведущими и недолговечными созданиями, прозябавшими в нищете и страданиях, - лучи света били все быстрей и быстрей, Альберт наступал, и Карл уже с трудом отбивал шквал, обрушившийся на него. – Вспомни тринадцатый век, вспомни, где мы родились и чем занимались. Вспомни! И так было до тех пор, пока в один день мы не проснулись, ощутив в себе эту силу.
Карл вновь взмыл в воздух и перенесся на крышу соседнего дома, отступая. Альберт последовал за ним, ни на секунду не теряя его из вида и не осла(Censored) натиска.
- Более семи веков мы вершим судьбы человечества, незримые, всеведущие и почти всесильные. Почему мы стали такими, и почему именно мы, а не кто-то другой? Кто, как не Господь Бог дал нам эти силы? И для чего, как не для того, что бы привести человечество к Царству Небесному, ко всеобщей любви и вечному счастью? Мы могли бы сделать это, могли бы, если бы ты, вместо того, чтобы препятствовать каждому моему начинанию, разрушать плоды всех моих трудов, помогал мне. Молю тебя, Карл, остановись, помоги мне, вместе мы сможем, я знаю, мы сделаем людей счастливыми!
Двое людей стремительно неслись по крышам домов, совершая немыслимые прыжки, перелетая через улицы, а иногда и через целые кварталы города. Сотни, тысячи лучей света били из рук Альберта и, отражаясь от рук Карла, обращали в облачка пара крыши и стены домов, колонны, статуи, памятники и скрюченные стволы деревьев. Взлетев над главной площадью, Карл, вместо того, чтобы в очередной раз отразить атаку, широко развел руки в стороны. Лучи ударили его в грудь и лицо, заставив его с криком боли рухнуть вниз, на землю. Но прежде того с его рук сорвалась сеть алых молний и оплела Альберта, пронзая все его тело, и низвергла его на землю.
Боль рвала его тело на части, лишая сил. Альберт почти не почувствовал удара, когда его тело пробило крышу, а затем и все четыре этажа одного из зданий на краю площади. Дом содрогнулся, и часть стены рухнула на мужчину, похоронив его под собой. Ему не составило бы труда выбраться, если бы не боль и усталость – молнии, пронзившие его тело, впитали в себя значительную часть его силы. «Встань!» - приказ самому себе, но сверху его придавила рухнувшая стена, нужно еще убрать ее, а силы… слишком их мало. Неожиданно завалы камня превращаются в пар и исчезают, но прежде чем Альберт успевает подняться, алые молнии вновь оплетают его, и швыряют на камни площади. Сознание плывет от боли, лихорадочно несутся мысли : «Нужно встать, нельзя сдаваться. Нельзя. Мальчик должен жить.»
- Я вижу, что ты страдаешь, Альберт, твои силы на исходе. К чему весь этот цирк, ведь ты уже понимаешь, что проиграл. Ты говоришь мне, что Бог дал нам силу. Я не знаю, может быть, ты и прав. Но почему же этот Бог не сказал нам, зачем он дал нам силу? Где он, этот самый Бог? Ты видел его хоть раз Альберт, или, может быть, слышал? Я – нет. Зачем, зачем ты истязаешь себя, Альберт? Ради жизни этого мальчишки?
«Господи, помоги, прошу тебя. Не дай ему погибнуть, лишь я один могу спасти его. Молю тебя, Создатель, дай мне силы.» Наконец-то ему удается встать. Выпрямившись, он смотрит в глаза своего врага, Карла, и не видит в них ни злорадного торжества, ни ненависти – лишь те же одиночество и непонимание, что наполняют его собственную душу.
- Да, Карл, ради его жизни, только ради нее.
И вновь плеть алых молний устремляется к нему, но на этот раз синие молнии, сорвавшись с его собственных пальцев, встречают эту плеть на середине пути. И вот уже двое врагов медленно кружатся по площади, неразрывно соединенные сетями алых и синих молний, молний, что столкнувшись друг с другом, отражаются в стороны и крушат дворцы и музеи, разбивая в мелкое крошево стены домов.
- Альберт, в эти самые секунды тысячи детей умирают по всему миру. От болезней, от голода. Ты не спасешь их, ты просто не успеешь спасти всех. Тысячи умрут, ты спасешь лишь одного. Но кто, кто, скажи мне, пожалуйста, Альберт, дал тебе право выбирать кому жить, а кому умереть? Неужели ты возомнил себя Судьей и Господом Богом, о котором говорил мне?! – Карл сорвался на крик. Алые молнии уверенно теснили синие, Альберт отступал. «Не думать, не думать об этом. Иначе – поражение и смерть.» И он заставил себя отринуть отчаяние, сменив его жгучей ненавистью к тому, кто всегда разрушал его надежды, кто приносил столько страданий людям. И теперь уже синие молнии перешли в наступление. А Карл продолжал :
- Ты ненавидишь меня, Альберт, я чувствую это. Ты призываешь гнев, ярость, чтобы потеснить меня. Так кто из нас Зло – ты или я? Ты говоришь о рае, Альберт. Но это иллюзия, бред твоего больного мозга. Как, как ты себе это представляешь? Что будет, если человек в твоем раю захочет убить другого, что ты сделаешь тогда, Альберт – подчинишь его волю своей? Изменишь его память? Но это насилие, враг мой, насилие над личностью. Неужели ты не понимаешь, что так нельзя. Изменить же природу людей, сделать так, чтобы они не хотели убивать друг друга, мы не можем. Ни ты, ни я. Открой глаза, Альберт, и ты поймешь – если есть Бог, то ему виднее - он знал, кому давать силу. Нет ни добра, ни зла, есть лишь Равновесие. В бесконечной борьбе двух сил, кроется равновесие Вселенной, война – двигатель прогресса, без войн и страданий человечество зачахнет, скатится в маразм, в трясину застоя и неподвижности. Если Бог дал силы тебе, чтобы ты вел человечество к «раю», то тот же Бог дал силы и мне, чтобы я мешал твоим безумным попыткам, чтобы в нашей борьбе рождались жизнь, движение и развитие Вселенной. Загляни себе в душу, Альберт, и ты поймешь, ты выполняешь свой долг, я – свой. Иначе и быть не может. Все должно быть именно так, и никак иначе.
«Этого не может быть! Господи, скажи, что это не так, прошу тебя, ответь!» - и синие молнии гаснут, алая плеть обвивает Альберта и, подобно щупальцам гигантского спрута, поднимает его высоко в воздух, чтобы затем со всего размаху швырнуть его на камни разрушенной площади.
Распростершись навзничь, он лежит, не в силах пошевелить ни рукой, ни ногой, дикая боль пронзает все его тело. Человек в сером костюме подходит к нему, черные лакированные туфли, на которых нет ни пятнышка, замирают возле его лица.
- Вот и все, Альберт.
Боль уходит, и мир разлетается миллионами осколков.

- Мы потеряли его.
- Он был обречен с самого начала, Володя. Его могло спасти только чудо.

Белые стены пропитаны болью, горем и отчаянием. Тихий голос, разбивающий надежду и весь мир в пыль :
- Мне очень жаль, ваш сын умер.
Молчание. Слезы и тишина, а потом :
- Алеша! Нет! Господи, за что?! За что Алешеньку-то… За что?! – горе рыдающей матери сжимает ему сердце. Поражение. Опять.
- Я ведь тоже не всегда одерживал победу, Альберт, - это Карл. Люди не видят их, проходят сквозь них, не обращая внимания, - бывало и так, что поражение выпадало и на мою долю. Мне жаль тебя, Альберт. Действительно жаль. Но отступить я не могу, как и ты. До свидания, враг, – с этими словами он исчезает.
«Господи, умоляю тебя, ответь! Зачем, зачем ты дал нам эту силу, ради чего?! Почему, почему ты оставил меня, Создатель, почему?!» - немые, беззвучные вопли вторят рыданиям безутешной матери. «Господи, ответь мне!!!» Бог как всегда молчал.

=====================================================================

2. Парочка фиков по Коду Гиасс.

Название : Правда Шнайзеля
Бета : C.J.Jolly
Персонажи : Наннали, Шнайзель, Корнелия, Лелуш
Рейтинг: PG
Жанр: драма

Скрытый текст

- Я захватываю мир для себя, а не для кого-то. И если ты вздумаешь встать у меня на пути вместе со Шнайзелем – пощады не жди. С грязью смешаю.

Короткий гудок – конец связи. Всё оказалось правдой, всё до последнего слова. Она так надеялась, что кошмар, в котором она жила последний месяц, сегодня закончится. Надежда разбилась вдребезги, и тысячи осколков ранили её, пронзая сердце. Брат… он стал совсем другой. Лелуш погиб, а вместо него появилось это… чудовище.
- Наннали, с тобой всё в порядке? – Корнелия, голос обеспокоен.
Только теперь она поняла, что по её лицу текут слёзы. В порядке? Мир рухнул, она осталась одна, и под ней разверзлась бездна отчаяния. Она не верила. Ей говорили – а она не верила. Про Зеро, про Орден Черных Рыцарей, про Гиасс, про Юфемию. Её убеждали, приводили неопровержимые доказательства - а она отказывалась признать то, что им было очевидно. Пусть Зеро, пусть Гиасс, но только не Юфемия. Лелуш не мог этого сделать. Запись – наверняка подделка. И ладонь, теплая и спокойная ладонь Шнайзеля - он не лгал, но тогда она готова была поверить и в то, что это она ошиблась, а Второй Принц сумел обмануть и её. Лишь бы не верить в то, что всё это правда. Не может быть, чтобы всё было так, как они говорят, наверняка есть и другое объяснение. Слушать их было невыносимо, и ей пришлось сделать вид, что она поверила. Она ждала этого дня, жаждала услышать его голос, узнать, понять – почему он делал то, что делал, да и делал ли вообще? Она узнала, и это знание её убило. Теперь она понимала – он действительно мог всё, даже Юфи… Шнайзель - он ведь тоже её брат, хоть и сводный. И он был добр и ласков с ней, но почему, почему он кажется ей таким бесконечно чужим, несмотря на всю свою доброту?
- Наннали, прости, это моя вина, моя ошибка, - Шнайзель. Рука мягко легла на её плечо, а грустный, опечаленный голос звучит совсем рядом, над самым ухом, - я надеялся, что он отступит перед мощью «Фреи», или, по крайней мере, не станет идти против тебя. Прости, что из-за меня тебе пришлось пережить всё это.
Он сожалеет, но что дальше? Теперь они с Лелушем действительно враги, а «Фрея» будет использована вновь, погибнут люди, много людей. Погибнут?
- Брат Шнайзель, можно мне… - привычным жестом она протянула руку, и Шнайзель, сняв белую перчатку, вложил свою ладонь в её. - Жители Пендрагона точно не пострадали?
- Не волнуйся, жители были предупреждены заранее и укрылись в убежищах. Я не могу сказать тебе, что никто не пострадал – жертвы были, разумеется, но я уверяю, что их число было сведено к минимуму.
Всё та же теплая ладонь, излучающая уверенность и спокойствие, обещающая защиту и заботу, такая же, как и раньше. Нет, он не лгал. Он говорил правду – и тогда, и теперь.

Название : Сумерки
Бета : C.J.Jolly
Персонажи : Лелуш/С.С., Сузаку, Корнелия, Вилетта, Джеремия
Рейтинг: R
Жанр: драма с некоторыми элементами ангста

Скрытый текст

Все приготовления сделаны, детали обсуждены, прощальные слова сказаны, и, казалось бы, можно было расходиться, но они почему-то медлили. Тысячи нитей, незримых, но прочных как сталь, связывают их вместе. Дружба, вражда, долг, прошлое, будущее. Молчание обволакивало их, словно замедляя ход времени, и они, погруженные в молчание, смотрели, как красный диск солнца медленно опускается за горизонт. В алых лучах заходящего солнца вид на все ещё полуразрушенный Токио, открывающийся с балкона временной императорской резиденции, был особенно уныл и тосклив. Они стояли недвижимые, безмолвные, словно памятники самим себе - Император и его Рыцарь. И когда сзади них раздались шаги Сэра Джеремии, солнце уже почти скрылось за горизонтом. Все-таки кое-что ещё не было сделано. Лелуш отошел от перил и, повернувшись к Сузаку, тихо произнес :
- Знаешь, я ведь так и не поблагодарил тебя. Хотя я столь многим тебе обязан, я принес тебе лишь боль. И сейчас самое меньшее, что я могу сделать для тебя - это исправить то единственное, что ещё можно исправить. Джеремия.
- Да, Ваше Величество.
Молниеносная вспышка, не заметная для глаз - и не более того.
- Ты свободен, Сузаку. Я хочу, чтобы ты жил и дальше, но пусть это будет по твоей собственной воле, а не под действием силы, принесшей тебе столько горя.
Неверие и безмерное удивление на лице Сузаку постепенно сменялись облегчением, словно он только что избавился от невыносимо тяжелого груза, избавиться от которого он и не рассчитывал. Впрочем, так оно и было на самом деле.
- Спасибо тебе, Лелуш. Все же и ты сделал для меня многое. Хоть ты и отнял у меня одну мою мечту, но ты смог воплотить в жизнь другую.
- Ещё нет. Я лишь наметил путь, но пройти по нему ты должен будешь сам. Будущее теперь зависит от тебя, Сузаку. Ты сам построишь мир, о котором мечтал. Прощай. А впрочем, - Лелуш улыбнулся одними губами, - мы ведь ещё увидимся. Пока.
Затем он резко развернулся, и ушел, не оглядываясь, Джеремия, отвесив Сузаку поклон, последовал за ним. А Сузаку так и остался стоять там, в сгущающихся сумерках, Рыцарь без Императора, Рыцарь который сам скоро станет Императором, пусть не по названию, но по сути. Сколько стоял он там и о чем думал - кто знает?

- Ваше Высочество, завтра казнь... мы должны что-то сделать!
- Нас всего пятеро, Вилетта. Мы просто погибнем.
- Но... все равно, мы должны спасти, - голос, полный отчаяния и ужаса, и в конце едва слышный шепот, - Оги.
- Ты так сильно хочешь смерти, Вилетта?
Затянувшееся молчание, а потом :
- Да, Ваше Высочество. Лучше я разделю смерть с Оги, чем позволю ему умереть, а сама останусь жить. И, при всем уважении, я должна сказать, что даже для вас я не вижу смысла жить в мире, где безраздельно властвует это чудовище.
А ведь она права, подумала Корнелия. Есть ли смысл прятаться по углам и норам, словно крысы, влача день за днем и год за годом жалкое существование. Впрочем, какие там год за годом. Если она права, их найдут в любой момент. Так же легко, как он нашел её неделю назад. То, что он сказал, было немыслимо, невозможно, но... Он ведь не убил её, и вообще не причинил вреда, отпустив на свободу. Зачем ему было лгать тогда, тем более , что его ложь, если, конечно, это была ложь, звучала настолько дико, что могла быть только правдой. Несмотря на это, она так и не решилась рассказать об этом кому бы ни было, даже Гильфорду. Безумная надежда на то, что он действительно задумал собственную смерть ради блага и единства всего человечества, перемешивалась со страхом. Страхом быть обманутой этим человеком, который лгал всегда и везде, при малейшей возможности. В конце концов, это Вилетте было нечего терять, а с ней был Гильфорд. И потому она молчала. Молчала, разрываясь на части между надеждой и страхом потерять то немногое, что у неё ещё оставалось, то, что она приобрела совсем недавно. А меж тем время, отпущенное на раздумье, истекало. За окном стояла ночь - последняя ночь перед казнью. И решение нужно было принимать сейчас. Неожиданно её осенило - решение было простым и очевидным, она поразилась, как сразу об этом не подумала. Ведь если Лелуш лжет - разницы нет. Идти на казнь или нет - все равно смерть, а днем раньше или днем позже - разницы никакой. Но если он сказал правду... Он, быть может, и сумеет обойтись без неё в своей величайшей за всю историю человечества инсценировке, но она никогда не сможет простить себе трусости.
- Хорошо, Вилетта. Мы пойдем. Только... ты должна будешь делать все, что я скажу, Вилетта. Я не могу объяснить всего сейчас, просто верь мне.
- Да, Ваше Высочество, - удивительно, но Вилетта улыбнулась. Несмотря на всю очевидную безнадежность ситуации, она улыбалась. Не выдержав, Корнелия и сама улыбнулась : завтра весь этот кромешный ад наконец-то закончится. Так или иначе.

Они лежали в обнимку в темноте императорской спальни, остывая и пытаясь восстановить дыхание. Последний способ забыться, который у него оставался, но и он оказался бесполезным. Даже в момент наивысшего наслаждения он не мог полностью отрешиться от того, что произойдет завтра. И сейчас, когда его тело испытывало эту блаженную восхитительную усталость, разум его пребывал далеко от той девушки, что обнимала и гладила его в этой кромешной тьме. Он пытался бороться с мыслями в одиночку, но терпел поражение на всех фронтах. Он не хотел говорить с ней об этом, и до сих пор ему это даже удавалось, но в эту последнюю ночь он чувствовал, что не сможет выдержать. В конце концов они любили друг друга - а в этом у него больше не было сомнений - и разве не для того люди любят друг друга, чтобы поддерживать в трудную минуту?
- С.С., я боюсь, - ответом ему была тишина, но он почувствовал, как она прижала его к себе. Она ждала продолжения. - Я сейчас не о смерти, и вообще не о том, что будет завтра, хотя... Можно сказать, что и о завтрашнем дне тоже. Я боюсь, что всё это напрасно. Все что я сделал в последние месяцы, все жертвы, всё это было зря.
- Почему ты так думаешь?
- Знаешь, С.С., я никак не могу забыть отца. Когда я убил его своим Гиассом, точнее, когда я думал, что убил его, мне казалось тогда, что все кончено, что я победил. Я стоял над его безжизненным телом, покорив тем самым величайшую вершину. Это было удивительное чувство победы, осознание того, что у меня все получилось, дело сделано и цель достигнута. А потом... потом он открыл глаза и знаешь, что он мне сказал тогда? Он сказал : "Ловушки, ухищрения, внезапные удары. Ты никак вздумал убить меня своими дешевыми фокусами?" В тот день он показал мне, в чем разница между истинной силой и иллюзией, - Лелуш замолчал. Говорить было трудно. С.С. чувствала, что он ещё не закончил, и потому лишь молча продолжала гладить его плечо. Наконец он продолжил. - Пойми, то, что я собираюсь сделать завтра - всего лишь трюк, уловка. Не в моей власти изменить людей, примирить их друг с другом, заставив отказаться от войн. Я тщусь создать видимость всего этого, но в глубине души мне кажется, что новый мир рухнет, не успев родиться, и все вернется к тому, с чего начиналось - к разрозненным государствам и бесконечным войнам. Но разве сейчас могу я сделать что-нибудь иначе? Разве был у меня выбор с тех пор, как я убил отца и стал Императором? Зеро Реквием - это не план по изменению мира, это последний акт отчаяния, и не более того. Знаешь, какой кошмар мучает меня в последнее время? Мне снится, что я умираю пронзенный мечом Сузаку, и попав на небеса, или в ад - неважно куда, я вижу отца, который говорит мне : "Опять трюки? И вот этими фокусами ты вздумал изменить мир и принести людям счастье? Ты должен был послушать меня, лишь Меч Акаши мог изменить людей по-настоящему, все остальное - бесполезно и обречено на провал". И потом мне снится, как оттуда, из загробного мира, я смотрю за этим миром и вижу, как всё, что я надеялся создать, разрушается и гибнет, как хаос войн, ненависти и терроризма поглощает этот мир. С.С., я боюсь, что так всё и будет на самом деле.
К концу его монолога, отчаянного и сбивчивого, все его тело содрогалось от беззвучных рыданий, а она... она лишь молча вытирала его слезы, и продолжала все также нежно гладить его, успокаивая, словно ребенка. А впрочем, он и был ребенком. Ребенком, волей случая получившим то, что сломило бы любого взрослого. И только когда Лелуш успокоился, она сказала :
- Я не буду лгать тебе Лелуш. Ни я, ни кто другой, не может знать, что будет с миром. И я не буду утешать тебя, не буду говорить, что всё будет хорошо. Напротив, всё может быть именно так, как ты сказал, но я хочу, чтобы ты кое-что понял Лелуш. Ты остановил своего отца, Чарльза, и своего брата, Шнайзеля. Вот чего ты добился своей жизнью и всеми жертвами, что были принесены. Ты знаешь, что каждый из них готовил миру, и когда ты сражался с ними, ты делал это потому, что то, что они задумали - чудовищно. И я тоже так считаю. Мир никогда не должен стать таким, каким его хотели видеть Чарльз или Шнайзель. И ты спас мир, Лелуш. Спас его дважды от чудовищного, бесчеловеченого изменения. Ты уже совершил величайший подвиг, и сейчас ты лишь уходишь со сцены достойным образом. Нет нужды менять мир как-либо ещё - в конце концов, быть может мир просто не любит, когда его меняют, он хочет оставаться таким, каким был всегда. Но я хочу, чтобы ты понял и поверил в одну единственную вещь, Лелуш. На твоем месте не один человек не смог бы добиться большего. Ни один. Тебе есть чем гордиться. - И после небольшой паузы, она едва слышно прошептала, - я люблю тебя.
Казалось бы, какие избитые, заезженные слова, но нет, они по-прежнему несут в себе неодолимую силу и они по-прежнему столь же прекрасны, как и тысячу лет назад. И потому он вернул эти слова ей :
- Я люблю тебя, ... - и в темноте императорской спальни прозвучало её имя, такое родное и знакомое, но почти успевшее стать чужим. Почти.
После этого они лежали в тишине, наслаждаясь теплом, нежностью и слушая дыхание друг друга. Наконец он произнес :
- Мне очень жаль, что это наша последняя ночь.
- Мне тоже Лелуш, мне тоже.

- Мне очень жаль, что это наша последняя ночь, - и в тот же момент перед её глазами возникает картинка - последний отчаянный рывок уже исчезающего Чарльза, и его ладонь, помеченная символом Короля, сжимающая горло Лелуша.
- Мне тоже Лелуш, мне тоже, - как легко, оказывается, лгать. А ведь он даже не догадывается, какой дар оставил ему его отец в последние мгновения своей жизни. Мальчик теперь обречен. Точнее, они оба обречены, обречены на вечность. Сможет ли он простить её, когда поймет, что она знала всё с самого начала, знала, но молчала? Она и сама не могла понять, почему так получалось. Она собиралась сказать ему об этом уже сотню раз, но каждый раз слова застревали в горле, и она просто не могла заставить себя разлепить губы. Но мысль о том, что таким образом она предает его, не покидала её ни на секунду, терзала её. Сейчас эта мысль была просто невыносимой. Откладывать дальше было нельзя. Несколько минут она вела напряженную внутреннюю борьбу с чем-то непонятным и странным внутри себя, с тем, что не давало ей сказать правду.
- Лелуш, я...
- Да?
- Я...
- С.С.?
- Лелуш, раньше я не говорила этого тебе, но сейчас должна...
- Молчи! - Это был крик, взорвавший ночную тишину. Она вздрогнула всем телом, и в то же время ощутила, как напряглись все его мышцы. А затем он произнес - уже тихо, но твердо и непоколебимо :
- Я не хочу ничего знать. Прошу, умоляю тебя.
- Но почему? Ты даже не...
- Прошу, прекрати. Пойми меня, С.С., мои догадки - это всего лишь догадки. Пока слово не прозвучало - для меня это так и останется неопределенностью. Я не хочу, чтобы знание влияло на мою решимость. Я боюсь знания.
- И тебе не интересно о чем я хотела сказать?
- Я догадываюсь, я думал об этом. Но пусть это так и останется догадками. А если я ошибаюсь, и ты хотела сказать о чем-то другом... что ж, прости. Я благодарен тебе, что ты не поднимала эту тему раньше, но прошу, не делай этого и сейчас.
- Но почему?
- Потому что точное знание убивает надежду. Прошу, не отнимай у меня надежды.

Так они и лежали, молча, боясь заговорить, лишь слушая дыхание друг друга. Минуты ползли одна за другой, медленно складываясь в часы. Лелуш не думал, что сможет заснуть в эту ночь, но в конце концов обычная физическая усталость сделала свое дело, и он провалился в сон. А вот С.С. не спала, и только после того, как Лелуш заснул, она тихо прошептала : "Не отнимать надежды? Надежды на бессмертие, или надежды на смерть?"

[DanteS]

"Молчание Бога" довольно интересно А вот Код Гиасса я, увы, не читал.

[Кантор]

молчание бога класс. отлично пишешь.

[Шнайзель]

"Молчание Бога" довольно интересно А вот Код Гиасса я, увы, не читал.

Спасибо. А Код Гиасс надо не читать, а смотреть. И, кстати, действительно надо - ибо оно того стоит. Гораздо лучше Блича, я бы сказал))

молчание бога класс. отлично пишешь.

Спасибо большое. А Гиасс ты тоже не смотрел?

[Кантор]

да вот пока руки не дошли. а вообще собираюсь как-нибудь посмотреть. судя по отзывам:гиасс то, гиасс сё, хорошее аниме.

[Шнайзель]

Название : Не видеть иллюзий
Бета : Word
Персонажи : Улькиорра, Айзен, Орихимэ
Пейринг : Улькиорра/Орихимэ - весьма условно
Рейтинг : R
Жанр : ангст
Предупреждение : В числе прочего присутсвует прошлое Улькиорры и его знакомство с Айзеном => можно считать, что A/U, хотя, если повезет... ^______^

Скрытый текст

"Мои глаза видят всё. Ничто не ускользнет от их взора.
И если чего-то они не видят, значит этого не существует.
Это истина, с которой я прошел через каждую свою битву."
(с) Улькиорра Шиффер. Манга "Bleach", 317:20

Мир был довольно странным местом. Бесконечная серая пустыня, чёрное небо, бледная луна, живые (хотя правильнее было бы сказать мёртвые) существа, рыщущие по пустыне и пожирающие друг друга, густая обволакивающая тишина, лишь изредка прерываемая воем, рычанием и предсмертными хрипами - и больше ничего, только пустота. Эта пустота и этот замкнутый круг пожирания слабейшего сильнейшим удивляли его, они казались ему бессмысленными. Зачем? Почему? С какой целью? Зачем существует мироздание и он сам? Эти вопросы не давали ему покоя, можно сказать они составляли самую суть его естества - это всё, что у него было, кроме дикого неутолимого голода, который заставлял его повиноваться фундаментальному закону мироздания и пожирать себе подобных. Разве что у него было ещё имя. Набор звуков, который почему-то ассоциировался в его сознании с ним самим. Этот набор звуков был странным, как окружающий мир, и таким же бессмысленным - У-л-ь-к-и-о-р-р-а Ш-и-ф-ф-е-р. Откуда взялось это имя - он не знал, оно было с ним всегда, с самого начала - с тех самых пор, как он помнил себя. В перерывах между охотой на себе подобных его разум пытался найти ответы на мучавшие его вопросы, но, конечно же, безуспешно. Ему, разуму, было не на что опереться, ведь в мире не существовало ничего, кроме этой пустыни и таких же как он сам существ, гонимых вперед голодом. Но он всё равно пытался найти эти ответы, снова и снова. Его мысли скользили по замкнутому кругу, как белка в колесе, они в отчаянии бились, пытаясь вырваться на волю, подобно тому, как мухи бьются о стекло - с тем же результатом. В конечном счете у него просто не оставалось иного выбора - приходилось принимать мир таким, каким он был - пустым, бесцельным и бессмысленным, смирившись с тем, что ответов на его вопросы не существует. Конечно, существовал и другой мир. Мир, полный цветов, звуков, бесчисленного множества разнообразных форм, явлений, и - живых существ. Он мог ходить между мирами - как именно у него это получалось, он не понимал, это происходило как будто само собой, инстинктивно. Улькиорра провел очень много времени в том другом мире, наблюдая за ним и изучая его. Наблюдения за тем миром и его обитателями, привели Улькиорру к выводу, что всё многообразие и сложность были лишь дешевой подделкой, иллюзией, и не более того. Другой мир жил по тому же самому закону, что и его собственный - сильный пожирал слабого, чтобы в свое время быть пожранным ещё более сильным. Такова была реальность, а всё остальное было не более чем ложью, призванной скрыть эту неудобную и неприглядную истину. И в тот момент, когда он понял это, пелена иллюзии спала с его глаз - вместо городов, лесов, озер и рек он увидел всё ту же бесконечную серую пустыню, а вместо людей - всё тех же вечно голодных, жаждущих крови и плоти своих сородичей, тварей. Он покинул то место и больше не возвращался туда - люди были слишком ничтожной пищей для того, чтобы утолить его голод, а остальное его больше не интересовало. В родной пустыне ему было комфортнее - она была честна и не пыталась обмануть его, притворяясь чем-то сложным и интересным - тем, чем на самом деле не являлась.

***

Однажды он почувствовал существо, от которого исходила необычная сила. Терзавший его голод никогда не исчезал полностью, лишь на время ослабевал - после особенно удачных трапез, существо же, судя по ауре, было достаточно сильным, чтобы обеспечить ему как раз такую. И Улькиорра полетел, настигая свою жертву, так же, как он уже делал бессчетное чисто раз. Однако этот раз оказался совсем не таким, как прежние. Его жертва не была Пустым. Существо выглядело в точности как человек, но от него исходила аура невероятной силы, это существо было сильнее самых сильных Пустых, когда-либо пожранных Улькиоррой. По его глубокому как океан безразличию прошла легкая рябь интереса.
- Ты шинигами?
- Верно.
- Зачем ты здесь?
- Я ищу союзников. И ты выглядишь достаточно сильным, чтобы стать одним из них.
Молчание. Это было что-то новое. Что-то, что не укладывалось в его представления о мире. Шинигами и Пустые были врагами. Всегда. Он встречал нескольких шинигами в мире живых и они оказались достаточно глупы, чтобы напасть на него и попытаться убить. Но никто и никогда не пытался заговорить с ним, тем более предлагать союз. Улькиорра размышлял, пытаясь понять, что могли означать слова этого шинигами. Медленно ползли минуты тишины, шинигами ждал ответа, не нарушая молчания. Эта загадка оказалась крепким орешком, и довольно скоро Улькиорра отказался от попыток разгадать её. Ведь на самом деле он уже знал самый главный закон мироздания, всё остальное было не так уж и важно и не имело особого значения. Интерес иссяк, уступив место привычным безразличию и голоду.
- Мне не нужны союзники. Ты всего лишь пища.
За этими словами последовал молниеносный удар когтистой лапы, который должен был разорвать грудь этого странного шинигами и положить конец его существованию. Однако шинигами уклонился - он двигался едва ли не быстрее, чем Улькиорра. Это было необычно. За всю свою долгую жизнь Улькиорра никогда не встречал ни одного Пустого, который был бы способен уклониться от его атаки. Он, Улькиорра, был самым сильным. Шинигами в целом были сильнее, чем Пустые, но даже сильнейший из встреченных им, носивший такое же белое хаори, как и у его нынешнего противника, так и не смог ранить его, хотя и продержался несколько минут. Безразличие вновь оказалось потревоженным, на этот раз его всколыхнуло удивление и легкое беспокойство. Спустя мгновение шинигами исчез из его поля зрения, почти мгновенно оказавшись у него за спиной, но хотя Улькиорра и не видел своего противника, он ощутил его ауру и успел уклониться от атаки, которая должна была отрубить ему левую руку. А спустя ещё одно мгновение он понял, что увернулся не до конца - капли зеленой крови падали на песок, а плечо пульсировало новым, неизвестным чувством. Наверное, это была боль. Это было неприятно, но в то же время и интересно. Прежде он никогда не задумывался о том, что испытывает существо, когда встречает на своем пути сильнейшего. Сейчас эта мысль поглотила его без остатка - неужели шинигами и правда сильнее его и это конец? Точнее... начало конца. Неприятной была только боль, мысли же о возможном скором прекращении существования были всего лишь необычным, нельзя было сказать, что они заставляли испытывать Улькиорру страх или отчаяние, несмотря на то, что собственной смерти он определенно не хотел. Тем временем шинигами, вместо того, чтобы продолжить атаку, решил возобновить разговор :
- Ты уверен, что нам стоит продолжать сражение? Мне кажется это не очень разумно. Посмотри лучше на мой меч, его имя - Кьёка Суйгецу.
И снова тишина. Шинигами молчал, он стоял, расслабившись и опустив меч, словно чего-то ожидая. Выждав несколько мгновений, и убедившись, что шинигами не собирается его атаковать, Улькиорра сам перешел в наступление. Мышцы напряглись - это был предел его скорости, его концентрации, его силы. Он собирался одним молниеносным ударом пробить насквозь грудь этому странному шинигами. Тот не ждал атаки. Улькиорра увидел, как расширились его глаза. Их взгляды встретились, и, проникнув своим взором сквозь стекло очков, Улькиорра увидел безмерное удивление и непонимание, наполнившие глаза этого шинигами, наполнившие всю его душу. По какой-то причине эта атака Улькиорры казалась для шинигами чем-то невозможным, немыслимым. А ещё в это краткое мгновение, пока его когти неслись к цели, Улькиорра увидел, что в глазах шинигами нет ни капли страха, ни тени беспокойства. Когти Улькиорры успели почти коснуться белого хаори, прежде, чем шинигами исчез и затем появился в другом месте - на достаточном удалении от Улькиорры. Несколько секунд он молча разглядывал Улькиорру, а затем задал вопрос :
- Как ты это сделал?
Голос его при этом изменился. Прежде он был теплым и мягким, а теперь стал холодным как лед и твердым как сталь.
- Сделал что?
- Почему ты видишь меня?
- А почему я не должен видеть?
Нелепый, бессмысленный, как и всё остальное, обмен вопросами. Происходило что-то странное, и Улькиорра никак не мог понять что именно. Выглядело всё так, как будто шинигами пытался использовать против него какое-то оружие, но оно не сработало. Впрочем, эта загадка так же мало интересовала Улькиорру, как и предыдущая. Всё, что сейчас имело значение, это его будущее - по какой-то причине, которой он сам не никак не мог понять, он не хотел умирать. Нежелание умирать было странным, ведь его существование, так же, как и весь мир, было лишено смысла, и потому в действительности не было никакой разницы между жизнью и смертью. Наверное, причиной этого нежелания умирать был инстинкт, который был сильнее разума. Улькиорра снова атаковал - с его пальцев сорвался мощный зелёный луч, ударивший шинигами. Всё повторилось - за неразличимое мгновение до того, как этот луч коснулся хаори, шинигами исчез и появился в другом месте. А затем он произнес :
- Хадо 90, Куро Хицуги.
Мир заполнила тьма и он взорвался болью.

***

Когда он пришел в себя, тело наполняла боль. То чувство, которое он испытал, когда меч шинигами чуть не отсек ему руку, было ничто по сравнению с нынешним. Казалось, всё его тело распадалось на мелкие кусочки. Тем не менее, боль могла означать только одно - он жив. Улькиорра лежал с закрытыми глазами - сил на то, чтобы открыть их - не было. Постепенно боль уходила. Означало ли это, что он умирает? Чтобы понять, что происходит, он попытался открыть глаза, и, к собственному удивлению, ему это удалось. Первое что он увидел - это лицо того шинигами, с которым он сражался. Несколько мгновений Улькиорра никак не мог понять что же всё-таки происходит, но затем чувство духовной силы вернулось к нему и он осознал - этот шинигами лечил его. Сил хватило даже на то, чтобы поднять голову и заговорить :
- Почему ты не убиваешь меня?
- А почему я должен убивать тебя? Я же сказал, что мне нужны союзники, и ты как раз подходишь для того, чтобы стать одним из них, - голос шинигами вновь стал тёплым и мягким, как прежде.
- Ты самый странный шинигами из всех, что я когда-либо видел.
- А ты - самый странный Пустой из всех, что когда-либо видел, я, - шинигами улыбнулся.
Улькиорра опустил голову и закрыл глаза. Он размышлял. Происходящее полностью ломало всю картину мира, нарушая фундаментальный закон мироздания. Сильный пожирает слабого. Уничтожает. Шинигами говорил о том, что Улькиорра подходит для того, чтобы быть его союзником, но это была ложь, явная и очевидная ложь. Не бывает союзников - бывают лишь дураки, которых используют - это Улькиорра уяснил, наблюдая за миром людей. Но использовать и обманывать имеет смысл только того, кто достаточно силен. Слабаки не нужны никому. Такому, как этот шинигами не нужны такие, как он, Улькиорра - он понимал это ясно и чётко, он понимал, что с самого начала недооценил силу противника, сейчас же он почти физически чувствовал океан мощи, наполнявший этого шинигами, океан, который сметет со своего пути любое препятствие. Тем не менее, этот Абсолют не уничтожил очередное насекомое на своем пути, наоборот, он зачем-то лечил это насекомое. Чувство непонимания было неприятным. Он и раньше не понимал мироздания, не понимал его целей, причин и смысла, но к прежнему непониманию он уже успел привыкнуть. А сейчас ему предстояло привыкать к тому, что мир всё-таки оказался другим. Улькиорра по-прежнему не понимал, почему мир именно таков, какой он есть, но сейчас, по крайней мере, он знал одно - если и есть хоть какая-то цель в том, чтобы существовать, то только одна - следовать за этим Абсолютом, в надежде когда-нибудь понять его, а вместе с ним и остальное мироздание.
- Как тебя зовут, Пустой?
- Улькиорра Шиффер.
- А я Айзен, Айзен Соуске, - и шинигами протянул ему руку, чтобы помочь подняться.

***

- Ты боишься меня, женщина?
- Я не боюсь.
- Ясно.

Мир распадался и исчезал, так же, как распадалось и исчезало его тело. Умирать было непривычно и странно, даже немного грустно - самую малость. Он так и не понял никого из тех, кого хотел бы понять. Ни господина Айзена, ни эту нелепую девочку, ни её ещё более нелепого горе-спасителя. Боль, рвущая его на части, постепенно уходила, подтверждая, - это действительно конец, конец его бессмысленного существования в этом бессмысленном мире. А потом он увидел свет. В ладони этой девочки, которую она протягивала ему, что-то светилось. Увидев это светящееся нечто, он вспомнил, а вспомнив - понял.

- Возможно, нельзя почувствовать то же самое, что и другой человек, но... люди могут дорожить друг другом и стараться быть сердцами как можно ближе. Я уверена, это и означает "объединять вместе сердца".
- Сердца? Вы, люди, поизносите это слово так, словно можете держать это "сердце" у себя в ладонях. Мои глаза видят всё. Ничто не ускользнет от их взора. И если чего-то они не видят, значит, этого не существует. Это истина, с которой я прошел через каждую свою битву. Так что это за "сердце"? Разорвав твою грудь, увижу ли я его? Раскроив твой череп, увижу ли я его?

И всё-таки оно было в ладони, в этой тянущейся к нему ладони. Оно действительно было там, это самое "сердце", и он видел его. И это означало, что всё действительно было бессмысленно. Но не мироздание, а вся его жизнь и всё его служение Айзену. Глаза, которым он верил всю свою жизнь, всю жизнь лгали ему, открыв истину лишь в самом конце. Всю свою жизнь, все бессчетные века, он прожил в плену иллюзий гораздо более совершенных, чем "абсолютный гипноз" Кьёки Суйгецу, который на него не действовал. Он по-прежнему не понимал, что это за "сердце" такое, но он знал совершенно точно - оно действительно существует, и значит, мир не лишен смысла, причины и цели. Как никогда прежде он жаждал узнать этот смысл, и в первый и последний раз за всю свою долгую, почти бесконечно долгую жизнь, он испытал чувства, которых никогда не испытывал прежде. Он испытал боль, совсем не похожую на ту, что испытывал, когда его ранили. Умирать именно сейчас, когда он узнал, что мир и жизнь не лишены смысла, но, так и не узнав, в чём именно этот смысл, было бесконечно обидно. И в то же время он был счастлив – тоже впервые в жизни - от того, что всё-таки увидел, успел увидеть, ведь умереть, так и не увидев этого света, было бы в сто раз хуже. И всё-таки, интересно, видят ли они это "сердце" так же ясно и чётко, как видел он сам, или же просто верят в него? Возможно, если дотронуться до него, можно будет что-нибудь понять... Возможно, он ещё успеет... Бледная холодная ладонь потянулась к живой и теплой человеческой ладони, но прежде чем их руки соприкоснулись, пальцы Улькиорры рассыпались пеплом. Он ещё успел увидеть боль в глазах девушки, а в следующее мгновение мир, который он так и не смог понять, окончательно сгинул вместе с ним самим.

[DanteS]

Я таки дождался от тебя шедевра Тема с невосприимчивостью к Кьёке раскрыта полностью. Просто отлично и рассуждения Улькиоры ты показал полно. Получилось впечатляюще.
ЗЫ Жду ещё такие же интресные произведения

[Шнайзель]

Я таки дождался от тебя шедевра Тема с невосприимчивостью к Кьёке раскрыта полностью. Просто отлично и рассуждения Улькиоры ты показал полно. Получилось впечатляюще.

Спасибо большое, очень приятно.

ЗЫ Жду ещё такие же интресные произведения

К счастью, или к сожалению, но я пишу только тогда, когда вдохновение начинает перевешивать лень... а это, увы, случается не часто. Всё, что я написал за 2 года - лежит в этой теме... Хотя, конечно, идей в голове - масса. Хоть про Страка, хоть продолжение этого фика забацать - про то, как Орихимэ его по кусочкам соберет и они пойдут мочить Айзена...

[DanteS]

К счастью, или к сожалению, но я пишу только тогда, когда вдохновение начинает перевешивать лень... а это, увы, случается не часто. Всё, что я написал за 2 года - лежит в этой теме... Хотя, конечно, идей в голове - масса. Хоть про Страка, хоть продолжение этого фика забацать - про то, как Орихимэ его по кусочкам соберет и они пойдут мочить Айзена...

Всё путём, дружище! Ради таких интересных событий можно и дольше подождать. И ведь правда - Музе не прикажешь

[Кантор]

Молодец Шнайзель. классный фанфик. мне понравилось. только что прочел на ЦДС, а ты и здесь уже выложил.

[Шнайзель]

только что прочел на ЦДС, а ты и здесь уже выложил.

Ты там зареген?! Вот так сюрпрайз))) А какой ник, если не секрет?

[Tweek-x3]

Класс, у меня аж мурашки пробижали, когда про улькиору читал)

[Кантор]

Самый прозаичный - alecsandr.
там совсем небольшой рейтинг. я в основном читаю, пишу редко.
очень понравилась твоя терия ТЕИ. хотя моридин выглядит в ней слишком уж гениальным.

[Grey]

офигенски =)

[Шнайзель]

Класс, у меня аж мурашки пробижали, когда про улькиору читал)

офигенски =)

Спасибо!

хотя моридин выглядит в ней слишком уж гениальным.

Грех жаловаться - на Айзена посмотри.

[Space]

МОАР!!!! усё прочитал - море удовольствия.
Кстати, "молчание" мне X1999 напомнило.

[Мамонт]

Молчание бога! Тема! про Улькту так же! Нет слов! Красавчиг! Когда в печать?

[Мамонт]

Если интересно про мое виденье жития Старрка Смотри тут Очень интересно будет узнать твое мнение.

[Шнайзель]

Название : Страх
Автор : Шнайзель
Бета : Word
Пейринг : Айзен/Хинамори и Айзен/Айзен
Рейтинг : G
Жанр : драма
Дисклаймер : Я - не я, и лошадь не моя. Все вопросы к Кубо Тайто.

Скрытый текст

"Айзен не боится ничего.
Для нас, рожденных из страха, человек,
который не боится ничего, сияет, подобно луне в ночи"
(с) арранкар Айслингер.

Пламя. Повсюду, со всех сторон, сверху и снизу бушевало неистовое пламя. Непроницаемый барьер из испепеляющего всё и вся огня, порожденного сильнейшим занпакто, окружал его со всех сторон, отделяя от остального мира. Непроницаемый ли? Его чувство реяцу позволяло ему ощущать всё, что происходило снаружи – не было нужды в зрении, слухе и тому подобном, одного только восприятия реяцу было более чем достаточно, чтобы внимательно наблюдать за ходом битвы, не упуская ни малейшей детали. Кроме того, микроскопические сенсоры и датчики, разработанные им (Заэль Аппоро отдал бы всю свою лабораторию за такие игрушки, если бы знал об их существовании), которые он разместил на своём теле, передавали ему информацию из Уэко Мундо. Стоило только закрыть глаза, и перед его внутренним взором появлялось изображение с камер наблюдения в Лас Ночесе, дополненное поступающей напрямую в мозг информацией с «жучков», которых он поместил в тело Улькиорры – в Лас Ночесе как раз начиналась битва, которая интересовала его гораздо больше, чем всё, что происходило сейчас в «Каракуре». И это всё не говоря о том, что через огненный барьер можно было просто прорваться силой. В его распоряжении был весь арсенал высших – 90ый уровень и выше – хадо и бакудо, с помощью которых пробить огонь Ямамото было вполне возможно. Делать этого, однако, не стоило – с одной стороны пламя исчезнет само через некоторое, не такое уж и большое, время, а с другой стороны, использование высших кидо отняло бы слишком много сил. Хотя он и покривил душой, говоря Гину, что битва будет окончена ещё до того, как им потребуется вмешаться в её ход (уж кто-кто, а он, Айзен, точно знал, что Эспаде не выстоять против Готэя, да и Гин, хоть и сделал вид, что поверил, но наверняка тоже прекрасно понимал ситуацию), но всё-таки сил Эспады хватит на то, чтобы продержаться, пока барьер не исчезнет. Именно поэтому он действительно мог позволить себе расслабиться и просто наблюдать за происходящим – всё на самом деле шло в точности по плану, так, как он это и предполагал.

Слабое кол(Censored)ие реяцу привлекло его внимание. Оно показалось знакомым, и Айзену потребовалась лишь доля секунды, чтобы узнать его. Хинамори. Кольнуло. Мысли невольно сбились, потревоженные не самыми приятными воспоминаниями. Девочка была глупа и слепа. Её глупость и слепое, фанатичное преклонение перед ним и раздражали и интересовали его одновременно. Его безмерно раздражало, что девчонка думала, будто понимает его, будто бы знает, что ему нужно, что хорошо, а что плохо – она, которая даже при всем своем желании, не смогла бы понять. И в то же время ему было интересно, насколько велика была его власть, точнее говоря, власть созданного им образа самого себя, над этим жалким созданием. Эта была единственная реальная причина, по которой он написал то письмо. Он прекрасно понимал, что ни Кира, ни Хицугая не убьют Хинамори – им, уж по крайней мере Хицугае точно, хватит навыков для того, чтобы остановить её не убивая. На самом же деле он всего лишь хотел посмотреть, сможет ли она поднять меч на Хицугаю. Айзену было интересно, сможет ли созданная им иллюзия стать более убедительной, чем реальность. Иллюзия победила реальность, и Айзен был доволен, Хинамори же больше была не нужна ни для чего. И вот здесь то и начали происходить странности. Почему он решил убить её? Ему ведь было совершенно наплевать на неё, на её будущее, на то будет ли она жить или умрёт, ведь по сравнению с ним она была ничтожным, ничего не значащим насекомым. Почему, решив убить, он не приказал сделать это Гину, почему захотел сам пронзить её мечом? Ведь это было, по сути, пустой и бессмысленной тратой времени. И, самое главное, почему Хинамори осталась жива? Он, Айзен, был достаточно силен. Ни одно живое существо, никто и никогда не мог пережить удара его меча, и никогда ему не требовалось поднимать меч дважды. Разумеется, кроме тех случаев, когда он намеренно оставлял жертве жизнь, как он сделал это с Хицугаей – просто потому, что иметь такого врага было очень забавно, и он не хотел лишать себя этого удовольствия. Но Хинамори он бил насмерть, он точно знал это. Так почему? Почему не убил? Почему все его действия после того проклятого письма были так непоследовательны, нерациональны, нелогичны?

Айзен достаточно долго размышлял об этом. В пустом, мрачном и тихом Лас Ночесе у него было много свободного времени. Ответ, к которому он в итоге пришел, ему совсем не понравился, но, по крайней мере, он смог признать эту очень неудобную и некрасивую правду. Когда слишком долго обманываешь кого-то, когда обманываешь искусно, мастерски, по высшему классу, и когда делаешь это постоянно – какая-то частичка тебя начинает верить в собственную ложь. Для этой части себя ложь становится правдой, иллюзия превращается в реальность. Но ведь на самом деле ложь не станет правдой, даже если ты сам поверишь в неё, не так ли? И тогда наступает конфликт – часть «я», которая поверила в собственную ложь, вступает в противоречие с той, основной пока ещё, частью «я», которая сохранила связь с реальностью. Но тело одно, и душа одна, и когда наступает конфликт, когда одна часть собственного сознания начинает противоречить другой, поступки личности становятся непоследовательными, противоречивыми, исчезает логика и рациональность. Это совершенно недопустимо, но именно это и произошло тогда с Айзеном, причем сам он осознал это далеко не сразу. Та его часть, которая поверила, что он любил Хинамори, хотела убить её, понимая, что оставить в её живых после всего было бы слишком жестоко. Та же самая часть хотела ещё хоть раз увидеть её, обнять, почувствовать тепло её тела, запах её волос – и он приказывает Гину не убивать девушку, а привести к себе. На холме Сокиоку он говорил, что убить Хинамори нужно было хотя бы только из жалости к ней, и говоря так, он – его основная часть, не поддавшаяся иллюзии - считал, что лжет. Тогда он заставил себя поверить, что это была всего лишь ничего не значащая прихоть, хотя на самом деле его слова, в которые он сам не верил, были именно правдой. И, наконец, всё та же часть его «я», не смогла, хотя и хотела, убить Хинамори – именно эта часть заставила дрогнуть его руку, дрогнуть всю его душу, и удар, который должен был убить девушку на месте, стал просто очень опасным, очень, но не слишком – только не для Уноханы. Подобная раздробленность души, внутренний раскол, были совершенно недопустимы. Во-первых это было просто опасно – когда логика и рациональность действий нарушаются, можно допустить ошибку, а ошибка может стать фатальной. Во-вторых же сам факт того, что он испытывал подобные чувства, приводил его в ярость, потому что ставил его в один ряд с теми, кого он презирал и кого никогда не считал себе ровней. И в то же самое время, где-то в глубине души он испытывал ещё и гордость – его иллюзия оказалась воистину совершенной, она оказалась настолько сильна, что подействовала даже на него самого. Но всё-таки это было непозволительно, и Айзен давил, безжалостно уничтожал эту предательскую частичку своего «я», вздумавшую поднять восстание против законного владельца и хозяина. Он был уверен, что победил её, уничтожил окончательно и бесповоротно, подавил бунт в самом зародыше, но сейчас, чувствуя эти знакомые кол(Censored)ия реяцу, он с отвращением подумал, что возможно поторопился праздновать победу.

- Что-то не так, капитан Айзен?

Гин! Заметил, мерзавец. Но как? Неужели из-за нахлынувших воспоминаний он настолько потерял контроль над собой, и что-то отразилось на лице или, того хуже, просочилось наружу в виде кол(Censored)ий реяцу?! Немыслимо! Собрав всю свою волю Айзен погасил все мысли о Хинамори, восстановил концентрацию, и, выждав мгновение, ответил :

- Нет, ничего. Ничего такого, на что стоило бы обращать внимание.

Гин едва и заметно кивнул и отвернулся. Наверняка всё понял и запомнит. А, впрочем, это и не важно. Но вот ситуацию с Хинамори нужно было как-то решать. Она должна умереть и чем скорее, тем лучше. Вместе с ней умрет и та крошечная частичка его собственной души, частичка, превратившаяся в помеху, пусть мелкую, но очень и очень неприятную. Будет идеально, если Хинамори убьют в битве до того, как Эспада будет полностью побеждена. Но если этого не произойдет… Айзен уже знал, что сделает в этом случае. Идея, пришедшая ему в голову, нравилась ему всё больше – она была красива сама по себе, а если удастся воплотить её в реальность, то это будет не только полезно, но и очень весело. Размышляя об этом, Айзен окончательно успокоился и вернулся к наблюдению за происходящим. Битва в Лас Ночесе уже подходила к своей кульминации, и эта кульминация обещала быть чертовски интересной...

В одном только он не признался бы никогда даже самому себе. В том, что, истинной причиной, по которой он решил подставить Хинамори под чей-нибудь (если получится – то лучше всего Хицугаи) удар, был страх. Страх того, что его собственная рука может дрогнуть и во второй раз.

[DanteS]

Шнайзель, хорошо всё-таки написано, но ты уверен, что Айзен настолько беспокоится насчёт Хинамори?

Особенно понравились мысли Айзена про веру в свою же ложь