Для начала списочег ОТПешек из Блича: УлькиХиме, ИчиГриммы, ГримммУль, Гин/Рукия, Бьякуя/Рукия, Кайен/Рукия, Урахара/Йоруичи, Гин/Рангику, Кира/Гин, Улькиорра/Ичиго, Хирако/Хиёри, Тоуширо/Хинамори, Джио Вега/Сой Фон, Урахара/Ичиго, Урахара/Рукия, Гриммджо/Рукия. Но слэша не будет. Пока, во всяком случае.
Люто-бешено не терплю бьякурен, ИчиХиме, ИсидаХиме, Айзен/Химе, Айзен/Улькиорра, недолюбливаю АйзеноГины и квинцест.
Это что касается Блича. Фикшн по другим фандомам тоже бывает, но гораздо реже.
Как следует из подзаголовка, тут будет гет и фем, ибо автор всеяден и любит "химичить". В порядке эксперимента же иногда проскакивают странные и, порой, крэковые пейринги. Ну а начну я, пожалуй, с гета и одного из ОТП.
Название: «Увядшие цветы» Автор: gaarik Бета: мозг и совесть Пейринг: Гин/Рангику Жанр: "ангстовый романс", драббл, POV Ран и Гина (в конце) Рейтинг: PG Фендом: Bleach Дисклеймер: отказ от прав Размещение: только через разрешение От автора: это была попытка написать более-менее вканонный гет.
Скрытый текст
…Тихий шорох опадающих на землю листьев действует успокаивающе, и Рангику, напряжённая до этого, чуть расслабляется. Последние, ещё тёплые деньки – отсылка к уходящему лету. Так стоит ли отказывать себе в удовольствии просто полежать на траве, глядя на кружащиеся над головой листья, зная, что скоро и они побуреют под натиском затяжных дождей? Продлить, хоть немного, это, словно бы застывшее время – время ясной погоды и умирающей зелени. Когда ещё тёплый, но уже с явными нотками холода ветер, что гуляет в поредевших кронах деревьев, принёс с собой первый, пряный аромат вступающей в свои права осени; а следом за пожелтевшим бамбуком то тут, то там алыми всполохами горят клёны.
Наверное, лучше забыться. Чтобы не помнить, как искрились мёдом её волосы, когда он гладил её по голове, расчёсывая пряди тонкими пальцами. Не помнить, как отражался свет в его багряных глазах. И никогда, никогда больше не вспоминать, как, поднимаясь вверх в Луче Отрицания, он тихо сказал: «Гомен-нэ». Потому что даже тогда с его губ так и не сошла улыбка.
Ох, Гин, как же с тобой трудно. Без тебя – ещё тяжелее…
Женщина тянется к стоящей рядом небольшой фарфоровой бутылочке. Проверенное с годами «лекарство», а на деле – худшее из всех. Это только кажется, что оно притупляет боль, а на самом деле усиливает её в несколько раз. Но это будет потом, а сейчас… Сейчас… Налить в чоко*, совсем чуть-чуть – на пару глотков, и выпить – залпом. Это пока всё… так, потом будет по-другому. Задержать во рту, прежде чем проглотить, и поморщиться, когда перехватит дух, а на глазах выступят сухие слёзы. Это ведь всё от крепости, да, Рангику? Не больше. И – подождать, пока сакэ не подействует, путая мысли и разливаясь по телу горячей, покалывающей слабостью. Сейчас ей безразлично, что происходит вокруг, её цель – хоть немного приглушить грызущее изнутри чувство… вины и беспомощности. Вины на себя – за то, что не смогла удержать, пусть не рядом с собой, но от предательства. Не уберегла, не заинтересовала чем-то более важным, чем его вечные игры, как с окружающими, так и с самим собой. Ведь для него её любовь – эта детская, затянувшаяся на годы привязанность женщины, не так важна, нет. Куда интереснее плести интриги, вытягивать из остальных последние капли терпимости, не так ли? Ему нужна свобода и ничего больше; он как полудикий зверь, привыкший к людям и позволяющий им находиться рядом с собой, а не наоборот. Непредсказуемый, хитрый, чертовски опасный. Потому что, если ему надоест эта игра, никто и никогда не сможет его остановить, как сейчас. Это так наивно – всё ещё верить в лучшее, а потом наблюдать, как надежды рушатся у всех на глазах, а Ичимару играючи ускользает от расставленных сетей. Дурочка, какая же ты, Рангику, дурочка, раз так слепо верила в силу своих чувств…
У сакэ необычный, ни с чем не сравнимый вкус. Оно подслащено яблочным и кислит виноградом, но не сходу, а после пары-другой глотков. И тает на языке, оставляя после себя едва различимую горечь, как самое вкусное лакомство всегда отдаёт чем-то ещё – или слишком приторно, или слишком сладко; порой от его переизбытка сводит зубы и набивает оскомину. Всего хорошо в меру, а она этой меры не знает. Или знает, но не хочет принять. Да, наверное, второе. А ещё она слишком много на себя берёт.
Наши отношения похожи на букет цветов – с течением времени они увядают, как ни пытайся продлить им жизнь, подрезая стебли и доливая воду. Ничто не вечно, и смена времён года тому подтверждение. Заменяя же засохшие цветы свежими, можно лишь обновить сам букет, не более. Мёртвые и отцветшие, они никому не нужны, разве что тем, кто до сих пор цепляется за прошлое и живёт воспоминаниями.
Пальцы дрожат и не хотят слушаться, когда Мацумото пытается налить ещё. Пиала мелко подрагивает в её руках, и стукающийся друг о друга фарфор тонко позвякивает в вечерней тишине. Солнце давно село, и местность стремительно растворяется в сгущающихся сумерках – осенью темнеет быстро, и только где-то там, на самом верху, ещё пламенеют ветки деревьев, резко выделяясь красным на фоне фиолетово-синего, затянутого облаками неба. И снова будет ночь без звёзд, холод футона рядом и её глупые, пустые надежды.
Она знает – он придёт. Неожиданно, когда она и думать о нём не будет. Неслышно войдёт в комнату, и, подкравшись сзади, сгребёт её в охапку. А ей придётся запереть в себе все тревоги и сомнения, не позволяя им вырваться наружу. Не показывать перед ним слабость. Только так.
А потом они вновь будут сидеть на деревянном настиле, смотря на мерцающие звёзды, и говорить всякие глупости. Или уйдут далеко за белые стены, в глухомань Руконгая – туда, где прошло их общее детство. И Гин, заигрывая, будет обнимать её за талию, а она, отвечая на его поцелуи – думать о том, что так и не узнает его настоящего, только если он сам этого не захочет, что несбыточно. А пока… придётся принимать его маски, как неизбежность, и улыбаться, глядя в его смеющиеся глаза. Потому что это всё, что она может сделать, даже отдавая ему себя без остатка.
А утром, едва над горизонтом займётся рассвет, он, выскользнув из кольца её рук, снова уйдёт, возможно, поцеловав на прощанье. Даже зная, что её щёки солёные, а в линии плотно поджатых губ затаилась внутренняя боль. И последнее, что она увидит, прежде чем стук задвинувшихся сёдзе отсечёт всё, пережитое ночью – это как он повёрнётся вполоборота и, улыбаясь, протянет неизменное: «Бай-бай».
Ты знаешь, это так сложно – быть с тобой, даже просто находиться рядом. Но ещё тяжелее – отпускать. Поэтому я так и не прощу себя за то, что не смогла тебя удержать – ведь каждый раз, засыпая, я могу думать лишь о том, что хочу увидеть тебя. Возвращайся ко мне. Даже если наша встреча будет недолгой. Я ждала, жду и буду ждать, ты же знаешь… И знал всегда.
О твои волосы можно обжечься. От тебя веет любовью и грустью. И я знаю, что это вызвано мной. Я знаю, чего ты хочешь, но… Прости, Рангику, только не в этот раз…
Спасибо, товарищ модератор) Из ваших уст это слышать наиболее лестно )
Модератор я не в этом разделе (строго говоря - вообще в одной теме), здесь я обычный юзер. Тут движок такой, что модера раздела видно как модера во всех темах форума.
Название: «Прерванная жизнь» Автор: gaarik Бета: мозг и совесть Пейринг: одностороннее Орихиме|Улькиорра Жанр: драббл, ангст, deathfic Рейтинг: PG-13 Фендом: Bleach Дисклеймер: отказ от прав От автора: написано для Shi jie, по заявке Предупреждение: вынужденная тавтология Размещение: нежелательно
Скрытый текст
Возможно, ей не стоило этого делать. Им всем не стоило. Желать, чтобы Ичиго пришёл и спас её – потому что он действительно пришёл. Но её спасение обернулось её друзьям болью. Они ещё могли предположить, что Улькиорра не отпустит её так просто, они были готовы к этому, но совершенно не ожидали быть повергнутыми в непроглядную тьму, когда Кватра начал «учить» Куросаки уму-разуму, методично выбивая из того непонятную ему «дурь». Ведь тогда в Ичиго проснулся кто-то другой, кого она не знала. Этот кто-то перестал различать друзей и врагов, этот кто-то ранил Исиду, разорвал надвое Улькиорру и едва не убил её. Не убил только потому, что Шиффер сумел переключить его внимание на себя, и, расколов маску и лишив Холлоу силы, спас их всех от неизбежной гибели. Даже находясь на краю смерти. Практически убив арранкара, Ичиго забрал не только его жизнь. Он отнял и её жизнь тоже.
Кто мог подумать, что она потянется к тому, кто изначально лишён души? Для кого сердце – лишь орган, перекачивающий по телу кровь. Кто не может чувствовать и сопереживать, бесстрастен и жесток, но знает, что такое отчаяние. Кто за всё время её заточения ни разу не причинял ей физическую боль, и даже в каком-то смысле оберегал её от лишнего любопытства других арранкаров? Пусть он действовал по приказу, но всё же… Никто. Но она потянулась, не спрашивая позволения – просто потому, что не могла иначе. Он так долго жил во Тьме, что она разъела его изнутри, оставив после себя пустоту – как ещё могла образоваться дыра в его горле? Она заполонила его сущность, стёрла цели, заглушила эмоции… А что же она сама? Лишь осветила его на короткий миг, вспыхнула и погасла, так и не успев согреть.
Иноуэ никогда не забудет рассыпавшийся прямо на глазах силуэт, и его обычно равнодушные глаза, в которых только перед самым концом мелькнула искорка интереса. Она никогда не простит себе своего бессилия, когда вслед за истлевающим в воздухе телом рванулось вверх золотистое сияние купола. Но, несмотря на все её усилия, все слёзы, её умоляющий шёпот – не произошло ровным счётом ничего. Она не смогла обратить его смерть.
Всё давно кончилось, засыпались песком следы сражения, растворилась в том мире давящая духовная сила. Она снова дома и свободна, но и одинока как никогда. Знать, что её никто не держит, и что в этом мире больше нет его, способного удержать – это невыносимо. И каждый раз, когда Орихиме приходит на берег, и, гуляя по полосе прибоя, она вспоминает прошлое. Вспоминает ощущение его праха в своей ладони, когда она, опоздав всего на секунду, схватила рукой воздух. Песок на пляже похож на Хуэко Мундо – он такой же мелкий и колкий, и так же набивается в обувь, царапая кожу. Она часто приходит сюда на закате, и долго бродит по берегу до позднего вечера. Потому что, стоит солнцу утонуть в океане, а луне – ещё не показаться на западе, это время очень подходит его миру – такое же непонятное, без начала и конца. Это навевает воспоминания. Но только до того момента, как серебристый краешек месяца не появляется из-за горизонта, и ощущение рассеивается, а вместе с ним – и иллюзия его присутствия. Возможно, это глупо. Но только так она может держаться, не давая себе упасть в пропасть без дна. Его слова о том, что он начал понимать людей, давали ей силы. Признание… Как искупление.
И поэтому то, что ей теперь остаётся – это, глядя на зарождающийся месяц, шептать: «Прости за всё...»
Потому что пепел не может гореть. Он лишь разносится ветром, давая начало новой жизни…
Название: "Take my hand" Автор: gaarik Бета: в пролёте Пейринг: Бьякуя/Хисана, намёком Бьякуя|Рукия Жанр: зарисовка, romance, чуть-чуть UST Рейтинг: PG-13 Фендом: Bleach Дисклеймер: отказ от прав Примечание: это не тавтология, и повтор нескольких предложений - не ошибка. Так задумано.
Скрытый текст
У неё такие тонкие, изящные ручки, которыми она так робко касается его - поправляя ли одежду, или приглаживая волосы. Или вскользь - по обнажённой коже, провести ладонью по горячей груди, дико при этом смущаясь. Совсем невесомо. У неё руки ухоженной женщины, и, если бы Бьякуя не знал, кем она была раньше, то ни за что бы не поверил, что она делала своими руками, и что её кожа не всегда была такой нежной и гладкой. Когда-то на её ладонях бугрились мозоли, до крови трескались от грубой работы подушечки пальцев. Когда-то её руки до локтя были расцвечеными красными полосами - от веток или чьих-то когтей, и матово-тёмными пятнами гематом. Зато он помнит, что почувствовал, впервые взяв её руки в свои ладони, и как она сжимала кулаки, чтобы спрятать, чтобы не показывать ему беспомощность. Ведь то были не руки женщины, а грязной оборванки, и она не могла позволить себе пасть ещё ниже в глазах господина. Тогда он сказал ей: - Посмотри на меня. Ты больше не будешь жить здесь. Идём. Сухо и лаконично, словно ему не было до этого особого дела, словно действовал по прихоти. Но дело было - с того самого первого раза, как будущий наследник клана увидел нищенку, он понял, что проиграл, утонув в её фиалково-синих глазах.
...Пересечься в коридоре поместья, вежливо поздороваться, выслушать её заботливое: - Как Ваше здоровье, Кучики-сама? И поправить: - Я же просил называть себя по имени. Увидеть отголосок страха на её лице, шагнуть вперёд, взять её руку и коснуться губами запястья - легко-легко. И прошептапть: - Не надо бояться. Теперь ты со мной. - Как скажете, К... Бьякуя-сама. - краснея и отводя глаза, отвечает девушка. Она так прекрасна в своём смущении, что ему хочется прямо здесь и сейчас подхватить её на руки и, наплевав на всё, унести в спальню. И целовать - до опьянения, до того момента, как она обовьёт его руками за шею, вплетая в волосы пальцы и освобождая чёрные пряди от оков кенсейкана. Обнимать крепко, но бережно, срывать одежду и ласкать нежную кожу под ней, до головокружения, не насыщаясь вдыхать запах её тела... Желание это настолько сильно, что на какую-то секунду Бьякуя и вправду теряет контроль, порывисто шагая к ней, но Хисана выскальзывает из кольца его рук, и, склонив голову, произносит, прежде чем уйти: - Я подожду Вас до вечера. Признание. Она наконец перестала бояться?
...Роскошно вышитое танцующими журавлями кимоно струится по телу, невесомо опадая к ногам. Хисана поворачивается, стыдливо прикрываясь руками, но Бьякуя неумолим: он отводит её руки в сторону, окидывая взглядом. В комнате совсем темно - свету не положено очернять таинство брачной ночи, пусть и не новой, но первой в их общем откровении.
У неё такие тонкие, изящные ручки, которыми она так робко касается его - когда развязывает пояс, и домашняя юката сползает по плечам вниз, оголяя широкую грудь. Она дышит часто и прерывисто, но не останавливается, продолжая... Запрет сорван. Освободив его тело от ненужной более ткани, Хисана тянется вперёд, оглаживая ладонями его тело: широкую грудь, кубики пресса на животе, предплечья. Затаив дыхание, опускает руку ниже... и ниже. Сейчас они обнажены друг перед другом - не телом, а чувствами. Это сладко. Бьякуя разрешает ей делать то, что ей хочется, не требуя ничего взамен. Ведь она любит его, а он любит её, а значит, у них нет тайн друг перед другом. Провести тыльной стороной кисти по шее, завести руки за плечи, позволить подхватить себя, закружив по комнате. Единение двоих. Потереться щекой о грудь, погрузить пальцы в растёкшиеся по футону волосы, с силой привлекая к себе, сцеловывая с её ресниц счастливые слёзы. Ближе. Прижать спиной к себе, наслаждаясь шелковистой мягкостью кожи, неустанно повторяя её имя и греясь её улыбкой. Держать её лицо в своих ладонях и целовать-целовать-целовать. Не украдкой, не спеша, по-настоящему. И доверять. Видеть в её глазах счастье, чувствовать, как бьётся её сердце напротив его. Страха больше нет. Видеть её любовь, когда она желает его не меньше, чем он её, и знать, как хрупко и одновременно сильно это чувство. Целовать кончики пальцев, не выпуская её из объятий, и греться их общим теплом...
Много позже он потеряет её. Он будет страдать, он найдёт её сестру и полюбит её - потому что Рукия слишком похожа на неё, и он не сможет разделить своё чувство напополам. Он будет любить её так же, как любил Хисану, перекладывая образ одной сестры на другую. Но пока... пока он наслаждается ею, её улыбкой, её присутствием, её прикосновениями, и ощущением безграничного, граничащегося с безумием счастья, какое бывает только у взаимновлюблённых. Он смотрит в её глаза и видит там их отражение, и ему хочется кричать от осознания того, что он по-настоящему любим. Она просит: - Возьми меня за руку. И Бьякуя стискивает её ладошку горячими пальцами, пряча её у себя на груди. Она такая же маленькая и хрупкая, как и сама Хисана. И такая же невесомая...
Название: нема такого Автор: gaarik Бета: традиционно в пролёте Пейринг: Рукия/Орихиме Жанр: romance, драббл Рейтинг: PG, вроде Объём: 437 слов Фендом: Bleach Дисклеймер: отказ от прав Примечание: написано по заявке Рукия/Орихиме. "Взрослая уже совсем"
Скрытый текст
«Взрослая уже совсем», думает Рукия, наблюдая, как за Ичиго увиваются все, кому не лень. Кроме Орихиме. Она по-прежнему вертится-кружится, разглядывает солнце, небо, деревья, цветы, птичек; улыбается, рассеянно отвечая на расспросы или принимаясь болтать без умолку... Она всё такая же, но, в то же время, другая. Она изменилась. И больше не страдает по Ичиго, не ревнует к нему. Да и что говорить - Рукия и сама-то давно уже не чувствует себя рядом с ним чем-то большим, чем была для него раньше. Не лучшим другом-девушкой-подругой, а, скорее, сестрой. Между ними нет ничего, кроме дружбы, и Рукия, обождав и взвесив всё, отпускает Ичиго от себя, зная, что тот никогда не сумеет разглядеть в ней женщину. А вот Орихиме - Орихиме смогла. И не просто смогла, а протянула руку - первая. Рукия вспоминает, как, не поверив, она сначала отпрянула, не давая Иноуэ сблизиться. Но позже поняла свою ошибку. И при следующей встрече их руки, наконец, встретились, а пальцы переплелись, соединяя тела. Иноуэ приняла её сразу же, словно только этого и ожидала, долгие годы. Рукия же, напротив, ещё колебалась, и Орихиме терпеливо ждала, когда Кучики окажется готова к близости - пусть не физической, но духовной. Рукия не могла поверить, что это всё всерьёз, не понарошку, а Орихиме, смеясь в ответ, говорила: - Ну что вы, Кучики-сан! Это ведь так просто - быть нужным! Рукия опускала голову, смотря, как мимо неё проносятся, растворяясь вдали, обрывочные видения: Ичиго заслонил её собой на Соукиоку, не давая фениксу поглотить её плоть, обратить её всю в пепел. Он спас её тогда, как спасал после этого ещё много-много раз - от деспотичных приказов руководства, беспомощных, продиктованных законом действий брата, от Пустых, от громадного арранкара в Хуэко Мундо... Множество, бесчисленное множество раз. И всё - "Ичиго", "Ичиго!", "Ичиго?!", "Ичиго!!"... Нужным, да? Они были друг для друга нужным. Но её чувства стали бесполезны, когда она впервые увидела его влюблённым... в другую. Наверное, осознание этого и было одной из причин, сплотивших её и Орихиме. Отверженные тем, кого они обе любили до беспамятства, они нашли успокоение в объятиях друг друга: теперь, засыпая под одним одеялом, никто из них не дёргался во сне, мучимый кошмарами. А если такое и случалось, всегда можно было протянуть руку и, приобняв подругу, крепко сжать её ладонь, слушая её ласковый шёпот. Их связь оказалась куда прочнее обыкновенной любви. И намного более откровенной, нежели могут быть отношения между мужчиной и женщиной. И в тот день, когда Орихиме, по привычке назвав Рукию "Кучики-сан", услышала в ответ "Просто Рукия", они обнажились полностью - так, как не были друг с другом даже в горячке под покровом темноты. И именно это стало последним звеном, связавшим их в истинную цепь, имя которой - Любовь.
Развернуться и пройти рядом, легко, почти невесомо касаясь кожи. Увидеть немного больше насмешливости и молчаливого понимания в карих глазах, и растянуть губы в ответной... улыбке? - Ходишь по краю, Гин. - Так в этом и вся прелесть, Айзен-тайчо-о. - Обожжёшься ведь, - мягко замечает Соуске, словно не с потенциальным врагом разговаривает, а с шаловливым ребёнком. - Вот и проверим, - почти мурлычет Ичимару, оглаживая ладонью лезвие занпакто.- Бан-кай, Камишини-но-яри. Клинок выстреливает вперёд быстрее, чем Айзен успевает отшатнуться; хлопая, с треском рвётся мгновенно ставшая тёмно-красной ткань хаори. Стоявшая перед Ичимару фигура Владыки начинает медленно оседать на землю, но уже, почти достигнув её, раскалывается. Иллюзия. - Теряешь сноровку, - улыбается Соуске, не спеша, впрочем, атаковать. - Хотите потанцевать? - в тон ему тянет Гин. - Потанцевать? - Именно. - Ещё одно скользящее движение и новый, распиленный пополам столб с гулким грохотом рассыпается на кусочки. - Ты думаешь, что сможешь остановить меня вот этим? - Айзен останавливает удар Шинсо так же, как когда-то атаку Ичиго. Ещё тогда, на Соукиоку. Всего одним пальцем, как будто нет ничего проще. - Разумеется... - Гин специально делает паузу, - нет. Если даже Куросаки Вы почитали недостойным противником для себя, то куда уж мне? В его голосе столько расплавленного, сладко-тягучего яда, что это только умиляет. - Тогда чего же ты хочешь? - Хочу? А разве это важно для того, кого не трогают чужие желания? - Гин ходит кругами, и его взгляд застыл где-то там, на пересечении острий их мечей. Где-то там, за пределами серебристого круга, он снова будет таким, как раньше, а не таким, какой он сейчас - нарочито безмятежным, хотя Айзен наверняка знает - он ведь легко читает людей, - чего ему стоит удерживать свою маску. Хотя, если всё это правда, то Соуске готов признать свою неправоту. «Ты лис со змеиными глазами». - Гин. - в тоне проявляется сталь. Таким голосом не просят, а приказывают. Ослушение равносильно смерти. Мгм, заба~авно. Он может позволить себе поиграть ещё чуть-чуть. - Честно? - Ичимару делает вид, что задумался. - Я хочу убить Вас. - Понятно. - Айзен благосклонно кивает. Пожалуй, ему будет интересно понаблюдать за процессом. - Тогда, я буду ждать этого, если ты, конечно, не передумаешь. Мысль изречённая есть ложь. На миг блондин поддаётся на провокацию, но лишь на миг. И то, это можно заметить по замершим на мгновение зрачкам. Потом он снова сощуривается, и снова переводит взгляд на танцующее лезвие. - Нет. Мы будем ждать. - Хорошо. - согласно кивает Соуске. - Мы все ждём своего часа на этой сцене, не так ли? Он обобщает, сводит их обоих по разные стороны, но ведь Гин не только их двоих имел в виду. Хотя... пусть капитан считает иначе - ему это только на руку. Ещё один, последний, круг - и Шинсо возвращается в свою привычную форму, а его хозяин медленно отступает, растворояясь в приглушённой темноте зала, оставляя Айзена одного в окружении полуразрушенных колонн.
...Он не сдаётся, даже когда Соуске почти разрубает бывшего соратника надвое. Он на пороге смерти, но даже умирает так, как жил - с улыбкой на губах. Пусть даже эта улыбка больше похожа на затаённый, звериный оскал. Все обнажают свои истинные сущности только перед гибелью. Так какая же Ваша, а, Айзен-тайчо~о?
Название: "Море волнуется раз..." Автор: gaarik Бета: Ворд-сама (за подсчёт слов) Пейринг: Джио Вега/Сой Фон Рейтинг: PG Жанр: action, своеобразный романс Фендом: Bleach Дисклеймер: отказ от прав Примечание: написано по арту. Предупреждение: ООС. Примечание_2: возможно продолжение, ибо концовка уже сама по себе его предполагает)
Скрытый текст
Капитан второго отряда Готей 13 и глава Особого Отряда Сой Фон не видит снов, как и не запоминает лиц казнённых преступников - иначе они не оставляли бы её в покое даже в забытьи. Она не приучена к жалости, тверда в действиях и верна словам. Невысокая и тонкая, обманчиво-хрупкая. И смертельно опасная. В каждом слове - подвох. В движениях - скрытая угроза. Стремительность и внезапность. Непредсказуемость. Идеальность. Сой Фон - идеальный враг, идеальный соперник. И идеальная женщина. Джио Вега понял это, едва начав сражаться с ней. И даже чуть пожалел, что они встретились на поле боя. Было бы интересно представить, что могло получиться, встреться они не здесь и сейчас, посреди этой бойни, как враги, а иначе... И что могло бы быть тогда, на или после этой встречи. Как повернулось бы время? Но время безжалостно, оно возвращает его из размышлений назад, в реальность, обратно - перед ней, в фальшивое небо. А ведь он под стать ей. Сильный, гибкий, быстрый. И ничуть не менее опасный. Конечно, он не может убивать всего двумя ударами подряд, но ведь на что ему дано это тело, чтобы избегать их? Он слишком заносчив, - думает Сой Фон, методично отбивая его удары и атакуя сама. И слишком много болтает, да. Надо бы сбить с него спесь... Очередная атака загоняет обоих внутрь здания, где единственным выходом служит проломленная в потолке дыра. Попытаться вырваться и уйти на открытое место означает и отступление, чего Сой Фон делать категорически не намерена. Поэтому она прекращает наступать и ждёт. Арранкар также не нападает, только кружит в нескольких метрах от неё, в тени, и Сой Фон видит, как подрагивает кончик его... хвоста? Чёрт знает, что это там за полосатая хрень... - Чего встал? Испугался? Дерзкая, самоуверенная. Даже слишком. Но ему это нравится. Джио Вега скалится, впрочем, не спеша сокращать дистанцию. Сой Фон видит, как он напряжён - словно туго сжатая стальная пружина. Движение воздуха - неуловимое глазу, но осязаемое кожей - и он появляется прямо перед ней - хищный, царапающий её каким-то странным взглядом, ждущий чего-то. Девушка автоматически отшатывается. Зря. - А может это ты? - щурится. - Испугалась. - Не имею привычки бояться таких тварей, как ты. - парирует капитан, поднимая руку. И вовремя - от скрещивающегося металла во все стороны брызгают золотистые искры. Такие же жёлтые, как и его глаза. И такие же шальные. Интересно, как её не обжигает ими? Даже воздух вокруг, кажется, сам плавится в жидкое золото... Сой Фон невольно прикрывает лицо рукой - настолько ярка иллюзия. Она не замечает момента, когда арранкар, воспользовавшись её секундной слабостью, покрывает разделяющее их расстояние, оказываясь совсем близко. Ближе, чем она могла бы вообще позволить находиться рядом с ней кому-либо. Вторгнувшись в её личное, не тронутое никем пространство, он бросил ей вызов и ощутимо наступил на старую мозоль. Он прямо напротив её, и она может рассмотреть его до мельчайших деталей. А он не двигается, даже не бьёт - а мог бы. Она знает, что он знает, что стоит сейчас слишком близко, чтобы она могла отбить его атаку тем же церо, не оказавшись при этом задета сама. А Вега тянет время, выжидая и буквально пожирая её взглядом. Чёртов подонок, как будто она может читать его мысли! Через дыру видно клочки облаков и слышны отзвуки чужих схлещивающихся реяцу - вот и всё, что напоминает им о реальности. Но и того становится недостаточно, когда он, наконец, делает шаг вперёд - и вовсе не тот, на который она рассчитывала. Вместо того, чтобы ударить на уязвимость, он осторожно касается её талии. Ступор держится пару секунд, реакция неотвратима - ударить второй раз, и дело с концом. Проще простого. Или нет? Сой Фон сама не понимает, почему её удар не достигает цели, а рука застыла в нескольких сантиметрах от груди арранкара. Может быть потому, что они слишком похожи, и она не хочет быть его врагом сейчас? Или потому, что он видит в ней... женщину? Когда его губы оказываются слишком близко от её открытого плеча, она хочет заставить его отпрянуть, выставив вперёд правую руку с позолоченным "жалом". Однако вместо того, чтобы отступить, арранкар проводит по нему языком, а она, Сой Фон, может думать лишь о том, чтобы он не напоролся сейчас на смертоносное острие. Потом, когда они вновь выйдут на свет, в небо над фальшивой Каракурой, надев маски врагов - может быть. Но не сейчас. Не... сейчас. Она почти готова сказать "Не надо", но Джио сам обрывает опасную игру - так же внезапно, как и начал. И... начинает отступать. Что, уже всё? Передумал? Или она ему надоела? Или это он... специально подстроил? Ах так! Злость поднимается кипящей лавиной, сметая всё на своём пути. - Нет уж, так легко ты у меня не отделаешься, - шипит Сой Фон и, сделав шаг вперёд, хватает заносчивого ублюдка за грудки. Ноль реакции - только усмехнулся ещё шире, а кончики зубов острые, и клыки удлинены - как у кошки. Да что там - он и сам кот. Ну ладно, тигр. Чёртов недоделанный тигр. Интересно, его зубы настолько же остры, как и слова? Сопоставимы ли его подначки с остротой её лезвия? Вега не шевелится - он ждёт. Её действий, её реакции, её ошибки - чего угодно. Чего угодно, что позволило бы ему повернуть ситуацию в свою пользу. Но уж точно не того, что она вступит в его игру по его же правилам. "Нельзя быть одновременно и женщиной и мужчиной", - думает он, когда она рывком притягивает его ближе к себе. Его сводит с ума её открытая, выставляемая напоказ хрупкость женщины и столь присущая мужчинам уверенность. В тот миг, когда она целует его - яростно и почти жадно, со злостью кусая за губы - весь мир суживается только до них двоих. Нет больше ни войны, ни Айзена, ни Баррагана-самы... Есть только они - мужчина и женщина, такие разные, и такие же похожие, волею случая оказавшиеся по разные стороны добра и зла. Её поцелуй также стремителен и неуловим, как и её шунпо - охваченный ощущениями, он не сразу обнаруживает, когда она отрывается от него. А когда замечает, то стена рядом с ними уже разрушена, и сквозь неё видно соседние дома. И нереальность, царствующая до этого в ловушке из четырёх стен, развеивается под натиском настоящего. Снова враги. Она снова ждёт подходящего момента, чтобы ударить, а он - чтобы увернуться и атаковать с тыла. Они снова враги, но у них есть то, чего нет у остальных сражающихся. Они только что создали связь. И она настолько сильна, что её не разрушить даже смертью.
Джио Вега знает, что, как бы он не бахвалился, против капитана ему не выстоять. И в какой-то мере он даже рад, что будет убит ею. Не врагом-шинигами, а женщиной с повадками мужчины, отражением его самого. В те мгновения - до того, как на его теле расцветёт крест-накрест вторая чёрная метка Сузумебачи, в янтарно-жёлтых глазах арранкара мелькает что-то, похожее на сожаление. Когда тело недо-врага распадётся на тысячи духовных частиц, его шёпот на несколько секунд останется в воздухе - чтобы та, кому предназначались слова, успела их услышать. Он не сомневается, что она успеет. Сой Фон чуть улыбается - уголками губ, не более. - Я подожду.
Капитан второго отряда Готей 13 и глава Особого Отряда Сой Фон не видит снов, как и не запоминает лиц казнённых преступников. Кроме одного. Она не приучена к жалости, тверда в действиях и верна словам. И она сдерживает своё слово и ждёт. В полудрёме, наяву, или бродя по глухим закоулкам - она готова к встрече и ждёт его. Сой Фон знает - он слишком нахален, чтобы исчезнуть просто так. Ведь он обещал ей. Почему-то она уверена, что это не пустые слова, и что они ещё увидятся. А пока... пока ей остаётся только прокручивать их бой в памяти и видеть его во сне - несносного самоуверенного наглеца, которого она поцеловала.
Название: «Время, которое не ждёт. Любовь, которая не забывается» Автор: gaarik Бета: нема такого Пейринг: Бьякуя/Рукия, + скользящий намёк на Ичиго/Рукия Жанр: драббл, ангст, deathfic Рейтинг: PG-13 Фендом: Bleach Дисклеймер: отказ от прав Предупреждение: возможен ООС От автора: написано на не вошедшую в тур на Однострочниках заявку: Бьякуя|Рукия. Ментоловые сигареты Сам автор некурящий, но пройти мимо не смог.
Скрытый текст
Ветер, поначалу слабый, ближе к вечеру усилился, с каким-то ожесточением трепля верхушки деревьев, срывая с них листья, терзая и ломая тонкие ветви. Заметно потемнело; по небу, сцепляясь в мрачные фиолетово-серые клубки, ползли тяжёлые тучи. Рукия стояла на мостике в саду поместья, и, подняв голову, смотрела вверх, в грозящее разорваться ливнем небо. Её руки были сжаты в кулаки, и ногти почти до боли впивались в ладонь. Если бы не погода, сегодня ночью можно было бы увидеть месяц. Единственное, что ещё осталось чистым в этом море скорби. Где-то высоко над тучами прогремел первый раскат грома, его приглушённый ветром гул пронёсся над кронами деревьев, возвещая о подступающей буре.
Бьякуя отложил кисть, которой выводил иероглифы на тонкой, полупрозрачной бумаге, и поднялся. Близился сильный дождь, стоило распорядиться, чтобы закрыли окна. Каллиграфия подождёт.
Высоко над головой оглушительно грохнуло, и спустя несколько секунд по траве уже барабанили, прибивая стебли к земле, первые капли. Как и тогда. Только сейчас причиной была непогода, а острые, разрезающие небо на части вспышки молний – лишь жалкие подобия творящегося тогда над Каракурой хаоса. Воздух едва заметно дрожал от напряжения, и Рукии казалось, что всё вокруг застыло на несколько долгих секунд. Прежде чем новый удар грома не сдвинул остановившееся время. И – началось: закружились сорванные ветром ветки и листья, закрутились в холодном мокром вихре, и насыщенные влагой тучи, наконец, освободились от своей тяжкой ноши, щедро поливая водой притихший Сейрейтей. Одежда промокла моментально, но Рукия не двинулась с места, не ушла в дом. Она просто стояла, внутренне радуясь, что текущие из глаз слёзы смешиваются с дождём. Она так устала… устала быть сильной. И ради чего? Тот, кого она любила, ушёл вместе с Айзеном, пожертвовал собой ради неё, ради того, чтобы Готей мог вздохнуть свободно. Нет больше иллюзий, Рукия. Как нет Ичиго. Всё, что у неё осталось – это его кровь на её форме. И въевшийся теперь в комнату запах сигарет, которыми она глушит свою боль. Даже брат старается как можно реже заходить к ней, потому что знает, что ей нужно побороть эту боль самой. Иначе она выест её душу изнутри, и ничто уже не сможет помочь ей. Даже его любовь. - Рукия? Сестра вздрагивает, но не оборачивается. - Рукия, иди в дом. Простудишься. Ей хочется возразить, ей хочется кричать – дико и истошно. Ей всё равно – она и так уже мертва, какое к чёрту здоровье?! Но вместо этого она, понурив голову, послушно идёт в дом. Но, пройдя полпути, останавливается. Полотно дождя искажает реальность, смазывает краски в один серовато-расплычатый холст, и на его фоне она кажется такой одинокой, потерянной. Бьякуя поджимает губы, подавляя желание подойти и обнять… Только он знает, что в ней, несмотря на внешнюю хрупкость, таится стальной стержень, благодаря которому она пережила смерть Куросаки. Такой же, как и у него. Они оба потеряли самое дорогое, что было у них – он – Хисану, а она – друга, которого любила. Возможно даже больше, чем всех остальных, вместе взятых. Но после той битвы она начала всё чаще замыкаться в себе, отдаляясь от него, от всех, не реагируя на окружающую действительность, воспринимая его поддержку как неизбежное. И, если он не примет меры, то потеряет и её. - Нет… Пальцы сжимаются в кулаки, и мужчина чувствует, как вокруг стремительно холодает. - Рукия… – но его голос теряется в рёве ветра, когда рванувшийся вверх столб ослепительно-яркой реяцу ударяет в небо, превращая воду в лёд, и мелкие осколки дождя рассыпаются инеем по траве. – Успокойся. - Нет… Я не хочу… Не могу. Вздохнув, Бьякуя подходит ближе; тонко хрустят под ногами льдинки. Несмотря на лето, сейчас его сад похож на рождественскую сказку – каждый цветок и лист оторочен изморозью. Девушка подпускает его к себе, но её взгляд по-прежнему устремлён в никуда. Она не вздрагивает, когда на её плечо ложится тёплая рука брата. Её одежда пахнет горьким дымом со слабыми нотками мяты. - Ты курила. – Уже не вопрос – утверждение. - Да, – отвечает Рукия, не прибавляя привычное «нии-сама». Потому что бывают моменты, когда можно позволить себе о, что раньше казалось недопустимым. Как ей, так и ему. И сейчас как раз один из таких моментов. Поэтому Бьякуя наклоняется, легко проводя ладонью по намокшим чёрным волосам. - Я… боюсь, что когда-нибудь забуду его. – Тихо произносит она, разворачиваясь к нему лицом. - Прошлое забывается, только если сам этого хочешь. Если нет – то ты будешь помнить о нём вечно. - Поэтому Вы… всё ещё любите её?.. - Да. Я хочу помнить… Ведь, не будь её – и я не нашёл бы тебя. Сейчас так темно, что не различить, где начинаются его волосы, не сдерживаемые более оковами кенсейкана и иссиня-чёрными прядями ниспадающие на её плечи – окутывающая их темнота растворяет собой всё. Все грани, правила, внутренние установки – всё сметается, стоит ему почувствовать её рядом с собой, почувствовать, как часто бьётся её сердце и как дрожат её руки, вцепившиеся в его юката. Всё осталось там, далеко, очень далеко отсюда, и есть только здесь и сейчас. Время… наконец замедлило свой бег. Бьякуя наклоняется, и, приподняв её голову за подбородок, легко касается губами её щеки. Рукия, оцепенев, замирает на несколько мгновений, а потом, вывернувшись, выскальзывает из его объятий. Отходит на полшага, и, опустив голову, выдыхает: - Прости…те меня, нии-сама. Я позволила себе слишком многое. Это больше не повторится. И, подобрав подол, едва ли не бежит в дом. Аристократ смотрит ей вслед, задумчиво проводя языком по губам, слизывая с них горькую соль с привкусом ментоловых сигарет. Стихает ветер, и тучи постепенно рассеиваются – чтобы время, которое не ждёт, могло продолжить свой отсчёт. Они его не забудут. Оба.
АндрейР, стараемся=) Я смотрела его и мне не понравилась тема, точнее я знаю, что не напишу по ней, ибо очень далека от. Я вообще крайне редко влезаю в фесты или конкурсы, за исключением, пожалуй, однострочников. И ещё меня обычно уносит в другую сторону от заявки xD *пошла, проверила* Стоп. Если Вы тему, а не "инквизицию" имели ввиду, то я подумаю)
Critic, спасибо за приглашение. Если будете проводить ещё и если я проникнусь темой, то без проблем поучаствую)
Шелест дыхания. Толчки пульса в теле. И тяжёлая, давящая темнота. За окном далеко заполночь, а она лежит на тонком футоне, неровно дыша и тщетно пытаясь успокоиться. Ведь он... приходил к ней такими вот ночами - беззвёздными, глухими, вязкими в своём ожидании. Она никогда не могла услышать его приближения - настолько бесшумен он был. Словно... не хотел, чтобы она знала, что он рядом? Приучал её быть одной. Немая чёрная ночь, ощущение тепла за спиной, лёгкие касания, почти невесомые поцелуи. Мурашки по коже, сцепленные в замок руки - их руки, тепло, сменяющееся жаром, и жар, переходящий в прохладу, когда их тела отстраняются. Лишь на мгновение. Сладковато-вяжущий привкус поцелуя на губах и вопрос: - Снова хурма? - Ну, Ран-тян, ты же знааешь... - Знаю. - она вздыхает - порой ей кажется, что Гин любит хурму больше, чем её саму. Иначе зачем ему так улыбаться? - А как же Кира? - А что он? Я сказал ему найти тот сорт, что увидел в каталоге. Даже если для этого придётся отправиться на садовую выставку в Генсей. - Совсем его не щадишь. - Нет. Я не щажу себя. Уголок её рта дёргается в усмешке. Как же... А в ответ - смех, смех смех, его губы на её теле, и серебристые волосы, мазнувшие по шее... И - жар, что волнами разгорается вокруг - между ними, или под кожей, и снова смех... А потом они будут лежать рядом, а его колено будет на её бедре, а никак не наоборот, нет. Зато он заключит её в кольцо своих рук, так, что даже захочешь - не высвободишься, да, впрочем, она и не собиралась, - и, перебирая пальцами тяжёлый шёлк её волос, будет шептать ей, какая она у него - красавица, единственная-неповторимая. Любимая...
Рангику мотает головой, стряхивая с себя паутину воспоминаний - их слишком много. Здесь и сейчас, когда она снова одна в этой пустой холодной комнате, и знает, что он ушёл, но не зная, когда вернётся. Да и вернётся ли? Должен. Всегда возвращался. Перед глазами встают картины недавнего прошлого - бордовое, почти чёрное на бледной коже, слипшиеся, побуревшие волосы, расколотая бетонная плита, оседающая на них пыль и кровь, кровь, кровь - море крови... И его признание. Тогда она почти поверила, что потеряла его. Почти. Она не отходила от него ни на шаг, и капитану Унохане приходилось буквально умолять её пойти к себе, чтобы выспаться. Мацумото думала, что больше не сможет плакать - казалось, у неё не осталось слёз. Но через месяц он уже мог двигаться. Медленно, но - мог. А когда более-менее оправился, ушёл. Не прощаясь. И верно - это ещё не конец. А сейчас она, мучимая бессонницей, как и многие ночи до этого, лёжит на футоне и, глядя на медленно сереющее небо за окном, может думать только о том, что скоро, совсем скоро наступит весна. И что на посаженных Кирой у казарм третьего отряда деревцах проклюнутся почки, а следом за ними распустятся мелкие невзрачные цветки. А ещё она знает, что Кира никогда не признается себе в том, что он тоже ждёт. Ждёт, когда тонкие ветки украсят крупные рыжие бусины плодов. Не потому, что будет пора снимать урожай. А потому, что он вернётся. Он ведь всегда возвращается, чёртов заблудившийся лис. А значит, им осталось ждать совсем недолго. Ведь правда, Гин?
♦ Гин/Рангику. "Память - только мешает" Рангику, Кира, упоминается Гин; фоном Хитсугая/Хинамори. Ангст, 417 слов.
Скрытый текст
Каждую ночь, стоит Рангику задремать, как её накрывает разноцветным ворохом воспоминаний и грёз. Его цвета слишком яркие и сочные для неё, ей не с кем их делить, и поэтому она жмурится, закрывает лицо ладонями и сжимает - сильно, до розоватых полос на коже. Она не может переносить всю дерзкую, живую насыщенность их красок, она хочет убежать от них, спрятаться, но только не видеть. Её мир сузился до приглушённых оттенков серебра и бирюзы. И в нём совсем нет места ни красному, ни золотисто-рыжему, ни, тем более, белому. Кровь слишком вызывающе смотрится на белом. Она ищет полутона, она почти не выходит из помещения и боится света. Она стала тенью самой себя. Окружающие всё ещё видят её прежнюю, но это потому, что у неё остались силы играть. Ей удаётся одурачить всех, кроме, пожалуй, Киры и Тоуширо. Её любимый маленький, но слишком взрослый внутренне капитан видит сквозь эту оболочку. Но он молчит, не вмешиваясь, и Мацумото даже немного рада этому: нечего перекладывать его заботу ещё и на себя. Не сейчас. Сейчас он слишком нужен Хинамори. А что ты, Рангику? Кому ты нужна? Её отражение в зеркале с каждым днём всё сильнее обесцвечивается. Кто она? Зачем всё это? Рангику смотрит в тёмно-бирюзовые глаза Киры, пока её взгляд окончательно не затягивает дымной плёнкой опьянения. Они оба осиротели с уходом Ичимару. Три жизни, волею судьбы сплетённые в один неразрывный клубок. И, когда один из них ушёл - остальные лишились кусочка души. А кто-то - и всего сердца. Так что же им теперь осталось? Только надеяться. Но и надежда с каждым днём всё больше тускнеет, как выцветает со временем акварель. Женщина рассеянно думает, что в Кире ещё остались чистые цвета. Счастливчик. А у неё - нет, и только устало качает головой, пока он срывающимся голосом пытается утешить её: - Рангику-сан, поймите, наша память только мешает... Слишком поздно. Все сожаления давно остались в прошлом. Сколько сейчас? Уже с год, как его нет. Год, а она уже так постарела! Иногда она думает, а что было бы, если б он вернулся. Тогда, когда его никто не ждёт. Так, как он это умеет. Как раньше. Она бы обрадовалась? Несомненно, но... Но то самое проклятое "но", от которого внутри вместо сердца - обледенелый комок, не даёт ей додумать дальше. Конечно же, он вернётся. Чтобы снова уйти. Конечно же, они дождутся его. Чтобы опять отпустить. Он вернётся. Когда-нибудь... А пока им остаётся делить одиночество на двоих, надеясь, что будет хоть немного легче, и проклинать и, одновременно - благославлять прошлое. Ведь, пока его нет единственное, что им остаётся - это помнить.
Название: не придумалось Автор: gaarik Бета: в пролёте Пейринг: Кайен/Рукия, в конце намёк на Ичиго/Рукия Жанр: драббл, ангст, deathfic Рейтинг: PG Фендом: Bleach Дисклеймер: отказ от прав Примечание: написано по заявке: Кайен/Рукия. "Помни: через тебя живут - через тебя умирают"
Поздний вечер кажется ещё более тёмным из-за низко ползущих по небу туч. Рукия думает, что ещё немного - и их рваные края будут задевать собой верхушки деревьев - настолько гнетущее впечатление они производят. Тонко поскрипывают раскачиваемые на ветру подвесные фонарики, гнётся к земле трава, крупной рябью волнуется вода в пруду, и даже карпы ушли на глубину. Быть грозе... Рукия кутается в домашнюю юката, но даже несмотря на плотную ткань и относительно тёплую погоду всё равно мёрзнет. Наверное, это из-за ветра. Или... Его перекошенное от боли лицо всё ещё стоит у неё перед глазами - что тогда, что сейчас. Сегодня тридцать девять лет и сто одиннадцать дней с тех пор, как его не стало. И вроде время, как говорили, должно было приглушить её горе, но оно всё так же сильно. Как на следующий день после его смерти, и через день, два, пять, неделю, месяцы, годы... Время солгало. Оно не лечит, а лишь усугубляет. Ведь она больше никогда - никогда не увидит его, не услышит его голос, не откликнется на зов. Всё, что она может - это хранить в памяти его образ, год за годом - дабы и его лицо, его улыбка, его глаза - как и весь он - не канули в Вечность. Всё, что она может - это шептать его имя и давиться слезами, стискивая пальцами задубевшую ткань косодэ лейтенанта Шибы Кайена. Она не позволила забрать его у себя - не хотела, чтобы смылась кровь. Ведь это единственное, что у неё осталось. Не считая памяти. Полуистёртое от времени косодэ с всё таким же ужасным, пусть и давно выцветшим тёмным пятном крови посередине. Рукия всё ещё чувствует его кровь на своих руках - чуть тёплую, солёную, липкую. Как и холод. "Кайен-доно". Мёртвая кровь не способна согреть. Мёртвые не чувствуют боли, покоясь с миром в своих могилах. Тот, кто был больше, чем начальник, больше, чем друг - много больше, - никогда уже не улыбнётся, не потреплет её по макушке и не угостит чаем в горячей керамической чашке. Он теперь лежит в холодной сырой земле, не один, а с женой, но почему-то Рукии совсем не хочется о ней думать. Да и, по сути, никогда не хотелось. Для неё они навсегда остались вдвоём - как в тот памятный день, когда Соде-но-Шираюки пронзил его грудь насквозь, и все, кто окружал их тогда - другие офицеры ли, Укитаке-тайчо - просто перестали существовать. "Кайен-доно". Она помнит всё, что тогда было - его полные боли и понимания глаза, тонкую струйку крови в уголке рта, невозможность сделать хоть что-нибудь... для него. Оцепенев и не в силах оторвать от него взгляда, она смотрела, как он умирал у неё на руках, проткнутый её же мечом. Помнит, как её, трясущуюся, оттаскивали от тела лейтенанта брат и Укитаке-тайчо. Помнит неожиданно больно вцепившиеся в плечи холодные руки Бьякуи и его короткое: "Ты ему уже ничем не поможешь". Помнит остекленевший, устремлённый в беззвездное чёрное небо взгляд потемневших серо-голубых глаз и непослушные чёрные волосы, а потом Бьякуя почти насильно развернул её и увёл за собой, не дав увидеть, как распластанное на земле тело перенесли на носилки и накрыли тканью. Позже, уже находясь в поместье, он сказал ей всего одно: - Помни, Рукия: через тебя живут - через тебя умирают. Ей не оставалось ничего, кроме как смириться. И внешне она смирилась. Но внутри неё так и осталась незаживающая рана, начавшая затягиваться только с появлением в её жизни Куросаки Ичиго.
Название: "На свет" Автор: gaarik Бета: в пролёте Персонажи: Орихиме, Ичиго, Эспада Жанр: драббл, ангст, сюр Рейтинг: G Объём: 712 слов Фендом: Bleach Дисклеймер: отказ от прав Примечание: написано на заявку Орихиме. Видеть безмолвных призраков погибшей Эспады у себя дома. «И правда, вам надо же где-то оставаться...»
Скрытый текст
Её дом больше не пуст - в нём живут они. Несколько душ, бывших когда-то арранкарами, бывших врагов - жестоких, страшных. Она знает: если на лестнице скрипят половицы - это не домовой или какой мононоке, а одичавший, потерявший себя, живущий лишь памятью о битвах Ноитора - тот, кого она боялась больше всех в Эспаде. - Я принесла тебе одеяло, тебе ведь тут, наверное, холодно? - спрашивает она в пустоту, комкая в руках лёгкий плед, смотря прямо перед собой, в окно, на зыбкую тощую фигуру. Та отделяется от стекла сгустком серой тени - долговязая и странная, она сторонится девушки, вытекая за угол лестничной клетки. - Ушёл... - со вздохом говорит Орихиме, опуская голову. По помещению ощутимо тянет холодом. Она знает их всех, она научилась видеть невидимое - даже если все думают, что она сошла с ума. - Тшшш... - шепчет она, заглядывая в уголки квартиры, ища кого-то. - Жалко, что не все вас понимают... Но вам же надо где-то оставаться... В кухне вкусно пахнет яичницей и жареной картошкой, а сама Иноуэ вовсю расставляет тарелки и ложки - у них обед, а ей нужно успеть приготовить ещё это и это, а времени совсем-совсем не осталось! - Будешь есть? Гриммджо? Ещё одна тень - но уже более светлая - ныряет под руку и дальше, чтобы выскользнуть в приокрытую форточку, обернувшись на её голос утробным мяуканьем. Орихиме смеётся, поправляет фартук, и в этот момент снизу раздаётся звонок в дверь. - Ой, подождите, я сейчас! Он сбегает по лестнице, открывает дверь. За порогом мелькает рыжим: это Ичиго пришёл узнать, как у неё дела - она снова несколько дней не появлялась в школе. - У меня всё хорошо, Куросаки-кун, - с улыбкой отвечает она, а сама нет-нет да и косится в сторону комнат. В прихожей раскачивается настенное зеркало, а его потревоженное гостем отражение спешит укрыться за тёмной непрозрачной изнанкой зелёного стекла. - Точно? - Да! Да. С кухни раздаётся звон разбитой посуды. Ойкнув, Орихиме срывается с места и с извиняющим "Я сейчас" убегает на звук. Ичиго следует за ней, чтобы увидеть как девушка, нагнувшись и собирая осколки чашки в ладонь, в напускной строгости отсчитывает кого-то невидимого. - Иноуэ? - ...так вот, я же просила не бегать по краю стола! Ой... - С тобой точно всё в порядке? - А, да. Да. - С кем ты говорила? - Ичиго оглядывается - кроме них в кухне никого нет. - Ну... с ними. - С ними? - Да... Ну, например, тот, кто разбил чашку - это Гриммджо, он всегда такой своенравный, делает, что хочет. А там - Иноуэ показывает рукой в коридор, на зеркало, - там живёт Улькиорра. Только даже я не могу его видеть, он не любит, чтобы его было видно, и не показывается. А на лестнице... - она замолкает, прислушиваясь, как хлопает где-то рама, - там Ноитора. Я всё зову-зову его поесть или принести плед, а он отказывается и уходит. А ведь там так холодно! Занятая этим почти-монологом, девушка не замечает, как Ичиго смотрит на неё - сочувственно, как смотрят на одинокого душевнобольного человека. - ...А ещё, на другом конце улицы в заброшенном доме живут существа, похожие на волков... Куросаки-кун, ты не веришь мне? - она с виноватой улыбкой обрывает себя. - Ты ведь тоже когда-то видел призраков. Ичиго теряется, не зная, как объяснить, что арранкары не призраки, что мертвы, и что вряд ли могли бы вернуться - тем более сюда, в Мир Живых, лишённые реяцу и плоти. Он боится спросить, почему она думает, что видит их, почему они могли бы быть здесь. Почему их до сих пор не видел ни он, ни Урахара, ни пробудившая в себе силы шинигами Карин... Или почему она никак не хочет забыть, живя прошлым. Наверное, даже задай он этот вопрос, всё равно б не понял причины. Вместо этого он разворачивается и уходит, скомкав на прощание пожелание скорее вернуться в школу, чувствуя, как расцветает в горле холодный твёрдый ком. Уже будучи за дверью, он слышит её тихий прерывающийся голос и почти бегом спускается по лестнице вниз, буквально вылетая на улицу. А Орихиме стоит на кухне, окружённая неведомыми живыми тенями, и поёт колыбельную, укачивая на руках сгусток темноты - той самой, что живёт в её зеркале. Той самой, что когда-то была Улькиоррой. Призванные песней, духи выбираются из своих убежищ и двигаются, льнут к ней бесплотными образами, мыслями - жалкими останками прежних себя, как тянутся листья цветов к солнцу.
Название: "Три часа до рассвета" Автор: gaarik Бета: в традиционном пролёте Пейринг: Халлибелл/Неллиэль Жанр: фем, romance, АУ Рейтинг: PG-13 Фендом: Bleach Дисклеймер: отказ от прав Примечание: написано ещё на НГ-фикатон по заявке: Халибел/Нелиэл. Ау, постканон. По ночам маленькая Нелл превращается во взрослую. Горькая нежность на фоне холода Уэко Мундо. Ангст.
Скрытый текст
Их жизнь - череда смерти и перевоплощений в вязкой серой пустоши. Их цель - сила. Их путь начертан свыше, он - основа выживания. Их ведёт вперёд судьба - прямолинейная, неумолимая. Но кто сказал, что они не могут менять её по своему желанию? Кто сказал, что они должны служить какому-то особо зарвавшемуся шинигами, тому, кто, возжелав абсолютного господства, позарился на Царство Мёртвых? И тем более глуп тот, кто решил, что его одного хватит, чтобы усмирить сотни мятежных душ. Это чушь. И мироздание преподало ему урок - тот, который знали все, кто хоть раз переходил через грань, из одной жизни в другую, новую, но оказался неподвластен тому, кто сам назывался "шинигами". Он хотел стать Богом Нового Мира, но не учёл одной лишь детали. Богами не становятся - богами рождаются. Знай своё место, Айзен.
Луна в Хуэко такая же, какой была всегда. Ничто не изменилось после ухода обещавшего перемены шинигами, всё осталось на своих местах. Ну разве что кроме нескольких оборванных жизней, но и те погибли только потому, что должны были. Так распорядилась судьба. Сложенная из переплетённой жажды и силы, желаний и возможностей, она дала каждому то, к чему он стремился. Для одних это стало победой, для других - смертью. Круг замкнулся, чтобы мог открыться новый виток.
Халлибелл помнит, что её путь не окончился на развалинах человеческого города. Пусть её и сбросили вниз, как ставшую ненужной куклу, переломав перед этим - чтобы уже и не встала, но судьба распорядилась иначе. Она выжила. Единственная, оставшаяся без фракции - релиз Айзена сжёг дотла всех, кто уцелел от атаки Ямамото, но - живая. Она не стала мстить - за неё это сделали другие, точившие на Соуске зуб уже давно. Она отдала им право исполнить долг чужими руками - ей была не нужна эта бессмысленная бойня. И, чуть оклемавшись, вернулась в Хуэко Мундо.
У арранкаров хорошая регенерация. Несмотря на довольно сильное ранение, Халлибелл восстановилась быстро. Хоть за это можно сказать спасибо недоделанному Ками. Лас Ночес был сильно повреждён. Проломленный Кватрой купол всё ещё хранил в себе отзвуки его реяцу - тяжёлой и обволакивающей, мешающей дышать даже ей. Однако сам дворец, в отличие от пристроек, более-менее сохранился. Охваченная воспоминаниями, Терсера могла подолгу бродить по длинным гулким коридорам, ориентируясь только по запаху и слуху. Теперь там царила темнота, и зрение было бесполезно. Порой прогулки приводили её в самые отдалённые и глухие уголки дворца, а ведь она думала, что неплохо знает его. Взрывы от сражений заметно сказались на здании - некоторые знакомые ей коридоры оказались завалены, но зато вместо них она открывала другие, неведомые ранее. И однажды, в одну из таких вот "прогулок" она почувствовала за стеной слабый отголосок реяцу, показавшийся ей смутно знакомым. Неужели там мог остаться кто-то ещё? Прицелившись, она аккуратно ударила церо вбок, подальше от того места, где ощущалось биение и, не дожидаясь, пока рассеется пыль, пролезла в проём. И остановилась. За стеной из камней лежала, сжавшись в комочек, маленькая девочка. Халлибелл мысленно поразилась контрасту - ведь по реяцу и не скажешь, что она принадлежит ребёнку. От шума девочка проснулась и теперь сонно таращилась на стоящую перед ней высокую статную женщину. Одета она была в какие-то грязные лохмотья, руки и лицо в ссадинах, маска разломана... Затем, испугавшись, девочка пискнула и попыталась спрятаться, но, услышав вопрос, остановилась. - Кто ты? - повторила Тиа, подходя ближе и усаживаясь на корточки. - Я... Я нифнааю... я нитего не делала... Я плофто ифпугалафь! - из глаз девочки вовсю текли слёзы. - Как тебя зовут? - уже мягче сказала Терсера. - Нелл. «Нелиэль Ту Одершванк», - мысленно продолжила Халлибелл, вспомнив, где ещё слышала эту реяцу - в бою с Ноиторой. Бывшая соперница Восьмого, бывшая Третья Эспада. Как и она сама. Но что мешает сделать бывшее настоящим? - А меня - Тиа Халлибелл, но ты можешь звать меня Тиа. Девочка перестала плакать и теперь сидела, с любопытством рассматривая собеседницу. - Ты совсем одна здесь? - Дяя... Нелл плохая, Нелл не пофлушалась и уфла... А потом стало темно, и Нелл ифкала выход, но не нафла и потерялась! - Ничего, ведь я теперь с тобой, - ласково отозвалась Халлибелл. Странно, но при взгляде на эту девочку она начинала чувствовать что-то давно забытое, почти утерянное. Наверное, то же чувствует мать, впервые беря на руки своё дитя... - Я выведу тебя отсюда, хорошо? Нелл некоторое время смотрела на протянутую ей руку, а потом встала и с решительным видом уцепилась за большой палец женщины-арранкара. - Холосо, - храбро заявила она. - Так куда мы пойдём? - Ко мне, - улыбнулась Халлибелл. - Мы пойдём ко мне.
***
Первой же ночью загадка нестабильной реяцу Нелл раскрылась, когда Халлибелл вместо девочки обнаружила на соседней кровати девушку. Но не отгородилась, а протянула руку - как тогда, в первую встречу. И даже больше... Ибо не откликнуться на такой искренний, открытый и честный порыв было невозможно, и Халлибелл приняла Нелл, как приняла её и она сама. Теперь им было не холодно в ежевечерней сгущающейся тьме, теперь они были вдвоём и жили вместе - друг для друга.
- О чём думаешь? - спросила Нелл, не найдя рядом Халлибелл и щурясь на залитый резким белым светом силуэт в окне. - О тебе, - бархатно-нежно отозвалась та, чуть повернув в её сторону голову. - Да лаадно! Я же серьёзно! - Я тоже, - улыбнулась Тиа, поворачиваясь к луне спиной. - Ну ска-ажии, - начала косить под маленькую Нелл, подбираясь ближе и ловя чужое дыхание губами. - Халлии...бель. А ведь имена у обеих красивые, певучие. Халлибелл нравится называть Нелл полным именем, хотя та охотней откликается на сокращённое. Ещё ей нравится, что Нелиэль сильна - и телом и духом, что может проявить гордость. Что ей не чужды справедливость и честь, столь редкие среди этой своры зверей. Хотя и звери - и то благороднее тех, кто приходится им собратьями. И, наконец, они обе носят третий номер. А значит - достойны. - О тебе, - отвечая на поцелуй, сказала Тиа. - О тебе. - Всё вспоминаешь, как нашла меня в дальнем крыле? - Такое не забыть, - отступая под напором к кровати, пыталась отшутиться Третья. - А что такое? - Ты была вся в соплях, слюне и паутине, и вдобавок жутко картавила. Стой, ты же и сейчас в слюне! - Разве? - теперь настала очередь Нелл строить из себя незнайку. - А мне кажется, это сопли... - Не суть, - отмахнулась Тиа. - Ладно, хватит дурака валять. У нас есть ещё три часа до рассвета, ты помнишь? - Да. Я помню.
Три часа до рассвета - если к Хуэко вообще применимо такое понятие, как рассвет, - чтобы потратить их на двоих. Три часа до рассвета, а ведь могло быть пять, если бы Халли не ушла в размышления. Пять часов ночи и единения - вот то время, которое отпущено им, чтобы быть друг с другом, целовать и отдаваться каждой из них, как они не отдавались даже в бытность людьми и самым страстным любовникам. Две женщины, которые могли стать соперницами, и которых притянула честность и честь. Которые не побоялись обнажиться внутренне, и открылись полностью. Зрелая женщина и девушка, чья зрелость проявляется в поступках и словах, правда не тогда, когда Нелл начинает придуриваться. Всё, что останется этой ночью голодной чёрной пустоте - лишь смех, шорох одеяла да тихое дыхание. И всё, что ей останется делать - это уйти, потому что она - лишняя. Лёжа на спине и обнимая Нелл за талию, Халлибелл будет смотреть на острый серп месяца и улыбаться. Не одна. Она больше не одна. У неё есть Неллиэль.
...Халлибелл с нежностью смотрит на лежащую рядом Нелл. Она знает, что к утру волшебство рассеется, и вместо спящей девушки на кровати будет лежать маленькая девочка. И Тиа снова будет ей матерью - до следующего вечера. И ещё она знает, что у их сказки счастливый конец.
1.5.2011, 22:04
