Моя проза Опции

[кавайщик]

Выкладываю первую часть своей старой, но доброй истории про любовь.

НА ПАМЯТЬ


Когти коснулись заснеженной крыши, и я устало опустил крылья. Длительные перелеты все хуже сказываются на моем состоянии. Хотя, это обычное дело – нужно не тянуть до конца, а возвращаться сразу.
Дуновение холодного ветра растрепало перья и заставило меня поежиться. Срок на исходе, а я еще не знаю, что мне сделать, чтобы завершить свое пребывание здесь. Нужно придумать это как можно быстрее, иначе я не смогу уйти. А мне и не хочется уходить. Почему кто-то выдумал эти правила, которым я подчиняюсь? Почему я должен проводить в этом мире ничтожно короткое время, а потом вечность томиться в одиночестве?
Ночь почти вступила в свои права, и зимнюю тьму разрывали только свет от фонарей и фар проезжающих недалеко машин. Я подошел к краю крыши и посмотрел на соседнее пятиэтажное здание. Заветные окна завораживающе горели мягким желтым светом. Но еще рано – ее нет дома. Когти через снег вошли в смолистое покрытие крыши как в масло. Я должен это сделать, чем бы это мне не грозило.
Я лег таким образом, чтобы окна соседнего дома были видны мне, и расслабился. Ветер гулял по спине и теребил перья. Пора бы ей уже и появиться. Хотя, зачем? Что я ей скажу, как объясню то, что я должен уйти? Уйти навечно? Я закрыл глаза и тихонечко взвыл. Лучше бы я не появлялся здесь. Это приноси боль и больше ничего. Зачем мне жить вечно, если жизнь превращается в кошмар? Но что было, то было. Это случилось, а значит так и должно быть. Нет ничего случайного, и наша встреча была предрешена. Правда, никто не знал чем она закончится.
Мне дан всего год. За этот год мне нужно сделать то, что сделало бы мою жизнь не бессмысленной. Это дает мне право еще на один в этом мире. Но, кажется, сейчас экзамен я провалил. Да и черт с ним. Моя жизнь действительно потеряла всякий смысл.
А вот и она… Появилась в свете фонаря, задумчивая, в серой куртке. Она небыстро шла, смотря в снег, словно пытаясь что-то в нем найти. В моей голове начали сумбурно всплывать образы воспоминаний от самой первой встречи, тогда в метро, до вчерашнего дня. Я помнил все. Но вот мой цикл прошел, и нам пора прощаться. Не я это придумал, но не мне это исправлять.
Не сколько секунд, и она исчезла в подъезде. Я встал и отряхнулся, сбрасывая с себя снег. Нужно идти. Я размялся, приготовился к превращению, полураскрыл крылья и ринулся с крыши вниз. На снег я спустился уже в образе человека. На мне была моя любимая одежда: полностью черный классический, деловой костюм и черное пальто. Я пригладил рукой длинные волосы и побрел к подъезду, разрывая ногами свежий, мягкий, белый снег, который радужно искрился при свете фонарей.
Ветер затих. Снежинки медленно, будто нехотя, падали вертикально вниз. Я рукой поймал одну из них и сдавил в кулаке. Снежинка моментально растаяла, уколов руку холодом. Как все реально в этом мире иллюзий, порождаемых человечеством. Но реальны здесь только любовь и мысль. Остальное – жалкие условности.

[susan]

Большое спасибо автору, хорошо написано) Если есть еще что-то с удовольствием прочитаю)

[Малигос]

Маловато, но мне нравиться. Видна идея.

[кавайщик]

Маловато, но мне нравиться. Видна идея.

Продолжение истории.


Я остановился. А все–таки, что я ей скажу? Чем объясню то, что должен уйти? Конечно, можно сказать, что я грифон и просто обязан исчезнуть, иначе погибну. Можно все ей объяснить, сказать, что мы больше никогда не увидимся и в довесок превратиться в грифона. Но вряд ли она поймет. Она, возможно, просто не сможет это осознать. Да и не нужно ей всего знать.
Я вошел в подъезд и поднялся на нужный этаж. Подойдя к двери квартиры, я замер. Меня трясло, ноги почти не слушались, дыхание было частым и отрывистым. С трудом подняв руку, я тихонько постучал в дверь. За ней послышался какой-то шорох, и дверь, щелкнув замком, распахнулась.
- Привет…- сказал я, улыбнувшись.
В дверном проеме стояла она. Ее лицо сейчас отражало смешанные чувства радости и удивления - так поздно я еще не приходил.
- Можно войти?- поинтересовался я.
Она, спохватившись, кивнула и пропустила меня в прихожую, захлопнув за моей спиной дверь. Я поймал ее взгляд, и мы с полминуты стояли, смотря друг другу в глаза. Внезапно я резко ощутил, как от нее идет волна легкого сомнения и страха. Она УЖЕ догадывалась, зачем я пришел.
Может не стоит ей говорить? Может развернуться и уйти? Сбежать, как побитая собака, от ответственности?
Ведь полюбив ее, а тем более сказать ей об этом взял на себя ответственность за ее судьбу. Что будет с ней, если я сбегу? Просто брошу ее?
- Ты мне не рада? – с по-смешному удивленным видом спросил я.
- Почему?.. спросила она, вновь посмотрев на меня полными растерянности глазами.
Такими же глазами смотрела она на меня в тот вечер, когда я, не думая о последствиях, признался ей в любви. Тогда она долго молчала, не зная что сказать.
Я осторожно обнял ее, почувствовал, как ее сердце бешено колотиться, она явно знала, что я пришел с плохими новостями.
- Пойдем, прогуляемся. - предложил я.
- Зачем? – ровным голосом, словно это ей было не интересно, спросила она.
- Погода сегодня хорошая. – ответил я.
Она тихонько вздохнула, кивнула в знак согласия и начала одеваться. Начинается последняя стадия. У меня всего три часа и душа, которая только начинает жить. Ее душа. И сейчас важнее всего не загубить тот огонек жизни, который горит в ней.
Мы вышли из дома и направились в расположенный по близости парк. Она вцепилась мне в руку, и я чувствовал ее горячую дрожащую ладонь. Мы остановились на узкой тропинке, ведущей к церкви. Небо прикрывали широкие заснеженные ветви елей, но свет звезд все равно проникал сквозь ветки, радужно подмигивая нам.
В темноте я видел только ее силуэт, прижавшийся ко мне. Уткнувшись лицом в мою грудь, она тяжело дышала. Так мы простояли около десяти минут. Мороз уже делал свое черное дело, и мы вдвоем дрожали толи от страха, толи от холода. Но время идет против меня. Нужно что-то делать?
- Мне нужно тебе сказать кое-что. – выдохнул я.
Она напряглась и еще сильнее прижалась ко мне. У меня к горлу подступил комок. На глаза навернулись слезы. Потихоньку я стал ненавидеть себя.
- Я должен уйти… Навсегда... – дрожащим голосом пробормотал я.
- Нет… - еле слышно проговорила она и заплакала.
Стало невыносимо гадко, хотелось умереть. Ну и где моя хваленая ответственность? Где чувство долга. Я в ответе за нее? А что я делаю сейчас? Я лишаю ее самого святого чувства на Земле, разрушаю ее счастье.
- Прости… кое-как выговорил я.
Внезапно она вырвалась из моих рук и оттолкнула меня.
- Прости? Прости? – срывающимся голосом прокричала она. – Да я ненавижу тебя! Ты как все: предаешь, когда посчитаешь нужным. Ты жалкое ничтожество! Ты никогда не любил меня! Ты... ты…
Она всхлипнула, медленно осела на снег и зарыдала. Я сел рядом и прижал к себе.
- Не трогай меня… - проговорила она, слабо пытаясь вырваться.
Ситуация вышла из под контроля. Я не ожидал, что она так отреагирует на мои слова.
Хотя, я ничего не ожидал. Я просто думал, что делать дальше.
Так мы просидели около получаса. Сидели молча. Я вслушивался в стук ее сердца, который стал более спокойным.
Мысли были спутаны, но подсознание упорно отсчитывало оставшееся время. А может мне остаться? Я проживу здесь месяц, может два, а может год… Но я не оставлю ее.
Брюки промокли от растаявшего снега. Я поднялся и поставил ее на ноги. Она вытерла слезы и вздохнула.
- Если тебе нужно, уходи, - ее глаза, сверкающие от слез и отраженных в них звезд выжидательно смотрели на меня. – Ты волен в своем выборе, и я не буду тебя держать. Я не имею права.
Я опешил. Что это значит? Она хочет меня отпустить? Но почему? Я терялся в догадках. Приблизившись к ней, я попытался взять ее за руку, но она отстранилась.
- Прощай. – твердо сказала она, отвернувшись.
- Я буду помнить тебя вечно. – ответил я.
Она неловко развернулась и быстрой походкой пошла к дому. Я смотрел ее в след, пока она не исчезла во тьме. Осознавая то, что я вижу ее в последний раз, я поборол попытку броситься следом. Все когда-нибудь заканчивается. Закончилось и это. Она сможет меня простить. Сможет забыть. У нее все еще впереди.
Я посмотрел на небо. Звезды. Мне пора. Мгновенно превратившись, я взмыл в высь. Мой срок на исходе, а звезды не могут ждать.
P.S.
Девушка вошла в подъезд, вытирая рукавом куртки заплаканные глаза. Она дрожала от холода, джинсы были насквозь мокрыми от растаявшего снега. Тихонько всхлипывая, она начала подниматься на свой этаж и по привычке бросила взгляд на свой почтовый ящик. В нем что-то было. Девушке не хотелось открывать его, но любопытство пересилило – письма и газеты так поздно не приносят.
Открыв дрожащими руками ящик, девушка неловкими движениями взяла конверт; он раскрылся, и из него что-то выпало. Девушка посмотрела на пол и увидела небольшое золотистое перо. Наклонившись и взяв его в руки, она ощутила, как по телу разливается неуловимо знакомое тепло, от которого на душе становилось как-то легче. Девушка удивлено улыбнулась и посмотрела в конверт. В нем было что-то еще. Из конверта девушка вытащила лист белоснежной бумаги и развернула его. В нем красивым, четким и очень знакомым почерком было выведено:
«На память о том, кому ты подарила любовь».

[WoITeK]

Отлично написано. Мне понравилось.

[кавайщик]

Первый фанфик по Last Exile.

Топливо почти на нуле. В горле встал острый комок из крови и песка. Боже, откуда здесь столько песка? Ваншип рвало из стороны в сторону, удерживать штурвал становилось все труднее. Чертовы гильдийцы! Растрепали всю машину! Теперь гирокомпас не работает... Куда лететь?.. Вокруг один песок... Так... Часы показывают шесть. Значит запад в стороне солнца... Или нет? Да! Точно! Там! Дрожащий штурвал со скрипом подался влево, машина нехотя повернула на два часа. Сейчас главное доставить пакет.
Внезапно вспомнилась Норикия. Родной дом, жена, дочка... Она не погибла во время вторжения Гильдии в те края. Нет... Она и сейчас живет с мамой, там, в убежище. Милая девочка, она уже тогда помогала медсестрам обрабатывать раны солдат в госпитале у Мацейнов. Да... Она покойно перенесла все тяжести войны.
Мотор захрипел. Значит, больше получаса он не протянет. Где же этот флот? Куда его увел Мацейн? Черт, если он его не найдет, значит его смерть будет напрасной. И никого она не спасет.
Внезапно сверху накрыла тень. Ваншип вильнул в сторону. На том месте, где он только что был трассерами просверкали пули. Штурмовик Гильдии, промелькнуло в голове. Все. Это конец....
Ну уж нет! Ваншип заюзил, то сбавляя, то набирая скорость, не давая летящему выше штурмовику прицелиться. Главное, не даться тепленьким. Надо помотать нервы. Надо...
Точная и яркая, словно клинок на солнце очередь отсекла левый подкрылок вместе с шасси. Куски железа какое-то время летели рядом, а затем резко начали терять высоту. Как они упали в песок уже не было видно.
Штурмовик играл. Он то уходил далеко вперед, то летел ниже ваншипа, то почти вплотную приближался сзади. Казалось, еще мгновение, и он протаранит ваншип, разрезав его своим острым углом.
Однако ничего не происходило. До того момента, пока в высоте не показались огни. Красный... Синий... Синий... Это Мацейн. Они уже заметили его. В небе приближались, увеличиваясь, четыре точки. Ваншипы поддержки. Замелькал огонек передающего фонарика. "Держись... Примем бой... Двое проводят..."
Дальше - мутно... Два ваншипа и штурмовик закружились в страшном танце... Два других, казалось, подхватили третий, растерзанный долгой дорогой и понесли к уже видневшимся кораблям флота Мацейна. Потом - забытье...

Пилот открыл глаза. Небо... Холод по спине... Палуба корабля? Зрачки заерзали по лицам, его окружившим. Кто это? Стоп... Это же...
Перед ним сидел на коленях генерал Мацейн, командующий флотом. Рука инстинктивно потянулась к ремню в поисках желтого цилиндрика.
- Спокойно. - прервал молчание Мацейн. - Не двигайся. Я получил послание, которое ты привез.
- Сир... - прошептал пилот. Его глаза впились в Мацейна.
- Я... Обязан тебе жизнью. - почти шепотом проговорил командующий. - Как и все остальные. Мы уже связались с флотом Дизита и предупредили их, что в точке объединения нас ожидает засада Гильдии... Теперь все в порядке...
Последних слов пилот не слышал. Его раскрытые уже ничего не видящие глаза были устремлены в небо. Сухи потрескавшиеся губы улыбались.
Мацейн вздохнул и правой рукой провел по глазам пилота, навсегда закрывая их. И то ли себе, то ли другим сказал: "Еще один так и не увидел мира".

[Monika Richi]

Прочитала "На память". Задело. Ты молодец! Написано очень хорошо. В последнее время мне очень понравилось читать книги, от первого лица, где все описано легко и непринужденно, и потому даже "испанские и итальянские страсти" воспринимаются так, словно происходят с тобой. Именно такое и есть "На память". Было бы очень интересно узнать предысторию по подробнее.
Конечно, есть места, где, например, часто повторяется "девушка", что немного бьет по глазам. Но у меня периодически бывает та же фигня, так что это не страшно, думаю.

[кавайщик]

Второй фик по Last Exile. Уже побольше. Выкладываю частями.

ПЕРВОЕ ЛЕТО

Клаус вздохнул. И снова посмотрел в небо. С тех пор, как Татьяна и Лави улетели в Норикию прошло четыре дня. А от них никаких вестей. Как помнится, они все собирались посмотреть как там их лачуга, разрушенная год назад гильдийцем и до сих пор не восстановленная. Вот и полетели, когда стало ясно, что Лави уже не может просто так сиднем сидеть в доме Морана. Да еще и Татьяна прибыла с «Сильваны» погостить. Сговорились…
Клаус встал и посмотрел вдаль. Он любил это место – обрыв, с которого открывался чудесный вид на окресности. Если посмотреть на два часа, то там, далеко, будет «Пасть Дракона», место, где «Сильвана» приняла бой эскадры «Урбануса», а на девять часов… Клаус закрыл глаза. Из памяти опять всплыли и резанули сердце осколки-отрывки памяти. «Грандстрим», шупальца Экзайла, страх, что совершишь ошибку, и ветра безжалостно покарают тебя за это.
Сзади послышались шаги и сердитое пыхтение. Клаус обернулся. Как раз вовремя чтобы увидеть, как из пшеницы с суровым видом выходит Альвис.
- Обед! Ты опять опаздываешь! – сказала Альвис, уперев руки в бока и не сводя нахмуренного взгляда с Клауса. Тот улыбнулся.
- Уже иду, Аль. – тихо сказал он.
Альвис молча подошла к Клаусу, взяла его за руку и потянула за собой, обратно в пшеницу.


- Их еще нет? – Моран хитро посмотрел на Клауса, что тот поперхнулся водой.
- Нет. – с трудом откашлявшись ответил Клаус. – Уже два дня, как должны были вернуться.
- Не переживай! У нас первое настоящее лето! – Моран весело хлопнул Клауса по спине. – Дай им развеяться. Ты же знаешь, Татьяна хоть и рождена для того, чтобы командовать людьми, обязанности первого помощника ей пока даются с трудом.
- Ну да… - Клаус опять погрузился в размышления, за что получил ощутимый пинок в колено от сидящей напротив Альвис. Голова тут же опустела, и Клаус улыбнулся, пытаясь подавить стон.
В кухню зашла Дуня, убаюкивая сына. Она взглядом дала понять, что смех Морана ей мешает. Моран улыбнулся и шутливо отдал честь. Потом встал, взял ребенка, шепнул Дуне, чтобы она садилась пообедать, а сам, позвав Клауса, вышел из дома.
Дул легкий ветерок, гоняя волны по огромному полю пшеницы. Моран сел на крыльцо, укачивая сына, Клаус подсел рядом. В затянувшемся молчании были слышны лишь далекие птицы, шум ветра в пшенице и сопение малыша.
- Мир изменился, Клаус. – вдруг заговорил Моран. – Изменился вместе с нами. Не стало Гильидии, «Грандстрима», войны… Сейчас ты можешь лететь куда хочешь и не бояться, что не вернешься.
Клаус молчал. Он сидел и носком ботинка ковырял пыльную утоптанную землю рядом с крыльцом.
- Я все равно беспокоюсь… - еле слышно выдавил он. – За Лави.
Малыш вскрикнул и зашевелился. Моран тут же начал что-то нашептывать сыну, укачивая его с удвоенной силой, но все так же нежно.

[кавайщик]

Время шло все также неспешно. Солнце лениво перетекало из стороны в сторону, одаривая своим нежным светом еще недавно опустошенную землю. Но Клаус не находил себе места. После беседы с Мораном прошло уже два дня, а от Лави все не было ни весточки. Клаус уже не мог сдержать свое волнение, прячась за беззаботной и простоватой улыбкой. Да и Аль начала поддаваться его тревоге, все чаще глядя в сторону Норикии – не покажется ли в небе ваншип.
Это произошло на следующий день. Клаус и Альвис сидели на крыльце. Аль с удовольствием пила чай из трав, собранных Дуней, и постоянно хвалила его. Клаус украдкой посматривал на нее и улыбался, немного завидуя ее мимолетному счастью. В который раз ему в голову пришла мысль о том, что у Аль есть будущее. Несмотря на все то, что с ней случилось, на то, что в произошедших событиях она играла роль очень важной, но пешки, девочка не сломалась. Наоборот. События в «Грандстриме» и в крепости Гильдии укрепили дух Альвис, и теперь она готова была свернуть горы.
Внезапно Клаус почувствовал то, что заставило его замереть. Он тихонько коснулся руки Альвис и прошептал:
- Аль, тихо…
Клаус оказался прав. На самой границе слуха он улавливал характерный гул. Это был гул летящего на полной скорости ваншипа. Через несколько секунд Аль тоже услышала шум, вскочила и с криком «Лави!» унеслась за дом откуда доносился шум. Клаус тут же побежал за ней. Догнав девочку, Клаус посмотрел в небо, где увидел маленькую точку, которая постепенно вырастала. Через несколько секунд точка приняла очертания боевого ваншипа, и Клаус понял – это «Красный ваншип» Татьяны.
Ваншип, сделав два круга над домом и пшеничным полем, аккуратно приземлился у крыльца. В пилотском кресле сидел Гейл, механик «Сильваны», улыбавшийся сквозь стекло шлема. С места штурмана выпрыгнула девушка, сняла шлем и, закинув его в машину, побежала к подоспевшим к ваншипу Клаусу и Альвис.
- Алисия… - удивленно проговорил Клаус.
- Алисия! – взвизгнула Альвис, прыгая на шею девушке. – Я так соскучилась!
- Давно не виделись, Клаус, - Девушка улыбнулась, все еще прижимая к себе Аль. – Как вы тут?
- Хорошо. – Клаус автоматически начал приглаживать рукой взъерошенные волосы. – А… Что ты тут делаешь?
- Я прилетела к Татьяне. Она давно должна была вернуться.


- Да, Татьяна говорила, что «Красный ваншип» в ремонте. – Клаус медленно провел рукой по еще горячему боку ваншипа. - Поэтому ее привез транспортник. Она еще пошутила, что звание первого помощника дает определенные преимущества... А в Норикию они полетели на нашем с Лави ваншипе…
Алисия сидела на крыльце нахмуренная и смотрела себе под ноги.
- Получается, их нет уже шесть дней, а ты ничего не сделал?
- А что я могу? – Клаус повернулся к Алисии. – Они забрали наш ваншип!
Алисия встала и подошла к «Красному ваншипу». Клаус подумал, что обтягивающий костюм пилота очень идет Алисии. Она в нем очень хорошо выглядит…
- Клаус! – вдруг громко произнесла Алисия. – Собирайся, мы летим в Норикию.
Клаус вздрогнул и посмотрел на Алисию.
- Ты серьезно?
- Еще как. – Алисия смотрела Клаусу прямо в глаза. – Я не верю, что Татьяна могла так просто задержаться, когда она улетала, то сказала ждать ее через три дня. Срок уже давно истек. И если она не появилась, значит что-то случилось.
- Уже куда-то собираетесь? – раздался голос со спины.
На крыльцо с сыном на руках вышел Моран. За ним показался Гейл. Оба они явно были навеселе и блаженно улыбались.
- Полетели за нашим дорогим первым помощником? – Гейл подошел к Клаусу и с силой, как много раз до этого, хлопнул его по спине. Клаус охнул и отшатнулся.
- Да. – Алисия взглянула на Гейла. – Мы летим в Норикию, а ты сидишь здесь и трезвеешь.
- Как скажете, - Гейл отвесил поклон Алисии и громко икнул. – Только не забывайте, мы должны вернуться на корабль через два дня. С Татьяной или без.
Алисия почуствовала прилив ярости. Сжав руки в кулаки она еле слышно прошептала.
- Я… Помню…

[кавайщик]

- Сейчас на одиннадцать часов. – тревожный голос Алисии раздался в наушниках Клауса.
Клаус аккуратно повел штурвал на себя и влево. Ваншип легко отозвался и, немного накренившись, пошел на поворот. Они пролетали над бывшей некогда пустыней. Сейчас песок постепенно превращался в зеленую степь: кое-где виднелись трава, которая усиленно цеплялась за жизнь, вбирая в себя всю дождевую влагу без остатка. А дожди здесь теперь шли часто.
Клаус бросил взгляд y шкалу приборов. Три четверти бака. Топлива вряд ли хватит на обратный путь, но в Норикии уже давно стоит заправщик, так что, наверно, не стоит беспокоится.
О чем Клаус действительно беспокоился, так это о состоянии Алисии. Она за все время полета не произнесла ни слова, кроме, разве что, поправок курса. И голос у нее какой-то тревожный…
- Алисия, что случилось? – Клаус решился поговорить. - Может расскажешь...
- Веди ваншип и поменьше трепись. – громко сказала Алисия, словно Клаус мог ее не услышать.
У Клауса перехватило дыхание. Он еще не слышал ни одного слова грубости от Алисии. Даже во время службы на «Сильване». В те непростые времена Алисия не позволяла себе такого отношения к людям. Она была всегда доброй и тихой…
В наушниках послышался странный звук. И тут Клаус понял, что Алисия плачет.
- Клаус… Клаус, прости… Я...
- Я все понимаю, Алисия. - проговорил Клаус. - Ты беспокоишься за Татьяну. Я тоже. За них обоих...
Клаус умолк, вслушиваясь в гул двигателей и свист ветра в технических отверстиях ваншипа. От них не спасали даже наушники и шлем. Но Клаус любил этот звук. Он говорил ему, что машина идет на одной скорости, двигатель работает в нормальном режиме и нет даже намека на возможное падение. Но еще Клаус ждал, когда ему все-таки ответит Алисия. Но она молчала. Молчала до самого прилета в Норикию.
Когда Клаус увидел знакомые с детства уровни родного города, словно слои пирога, надстроенные друг над другом, у него защемило сердце. Давно он не был дома...
Да и убегать пришлось в страшной спешке, до конца еще не понимая опасность ситуации, в которую бездумно ввязались. Но если бы Клаус и Лави решили оставить Аль у Гильдии пилотов Норикии, скинули никому не нужный груз, если бы не остановились около упавшего ваншипа, а продолжили гонку... То вряд ли они бы встретили Алекса Роу, капитана «Сильваны», Софию, его первого помощника, а заодно наследницу трона Анатоля, Татьяну, Алисию, Морана, Гейла... Перечислять можно было до бесконечности. Каждый встреченный ими человек был частью мира, который Клаус и Лави как будто заново открывали. Только этот мир был намного больше, интереснее, хоть и таил в себе немало опасностей похуже, чем остаться без ужина...
Норикия почти не изменилась, решил Клаус, пролетая над домами. Только то тут то там возникли новые здания, вероятно на месте разрушенных. Еще через несколько минут Клаус начал снижаться, закладывая вираж параллельно знакомой улице. Где-то между зданиями и стоит... То есть, стоял их дом. Однако он был уже не такой, каким его в последний раз видел Клаус. Крыша была восстановлена, а на причале стоял серый ваншип.
- Алисия, приводняюсь, держись! - крикнул Клаус и повел ваншип резко вниз, одновременно снижая скорость.

[кавайщик]

- Вот мы здесь и остались, помогали расчищать остатки завалов и отстраивали дом.
Лави посмотрела сначала на сидящих за столом Клауса и Алисию, явно не понимая, чего те так дуются. Клаус вздохнул и откинулся на спинку стула. Алисия, скрестив руки на груди смотрела в тарелку с супом и молчала.
Как оказалось, Лави и Татьяна благополучно прибыли в Норикию, но решили остаться подольше — помочь жителям в восстановлении домов. А заодно попытаться отстроить их собственную лачугу. Как посмотрел Клаус, девушки управлялись решительно хорошо — была почти полностью восстановлена крыша и перекрытия, присутствовала старая, явно претендовавшая на место в печи, мебель, посуда.
Но самое главное, что заметил Клаус, - Лави счастливо улыбалась. Впервые за долгое время. После событий в Грандстриме, после встречи с останками их отцов, единственное, на что была способна Лави — вымученно делать вид, что ей весело. Но теперь все изменилось. Было ли тому причиной возвращение домой или что-то другое... Да и неважно это. Клаус просто смотрел как Лави заливается смехом от собственного рассказа, легко подтрунивает над Алисией, называя ее букой и перемигивается с Татьяной, которая подтверждала все сказанное Лави, кивая и улыбаясь. Было видно, что ее мало тревожило чрезмерное отсутствие на «Сильване» и то беспокойство, которое заметно исходило от Алисии. Ей было настолько хорошо в Норикии, что она была готова остаться здесь навсегда среди действительно добрых людей, которые никогда не будут оценивать ее через призму происхождения и заслуг перед империей. Ее здесь знали как Татьяну. Просто Татьяну. И ей этого было достаточно.
- Татьяна, ты собираешься возвращаться? - внезапно спросила Алисия.
Повисла тишина. Клаус посмотрел на Лави. Та, смущенная тем, что ее прервали, смотрела то на Алисию, то на Татьяну. Пилот «Красного ваншипа» теперь смотрела в пол.
- Я... Не знаю... - еле слышно прошептала Татьяна. Вскинула голову и заговорила уже громче. - Алисия, что мне там делать? Снова командовать кучкой людей, которые уже никому не нужны? Война закончилась, нам нечего делать. Мы выполнили свою роль и будем списаны.
- Но... - Алисия опешила от слов Татьяны. - Ты же сама говорила, что жить не можешь без неба...
- Говорила! - Татьяна почти кричала. - Я до сих пор не могу без него! Но я хочу быть свободной! Хочу летать сама! Куда захочу! А не стоять на мостике, повторяя приказы капитана и любуясь небом из бойниц!
По щекам Татьяны текли слезы. Девушка всхлипывала, пытаясь сдержаться, но, не сумев, расплакалась. Клаус посмотрел на Алисию. Та сидела, не шелохнувшись, явно не зная, что делать подобной ситуации.
- Татьяна, помнишь, я сказала тебе... Еще на «Сильване»... Что в твоем небе больше нет свободы... Помнишь?
Татьяна кивнула, растирая ладонями слезы по лицу.
- Помню... - прошептала она. Затем резко подняла голову и посмотрела Алисии в глаза. - А твое небо, оно свободно?


- Как ты думаешь, они помирятся? - Лави смотрела вслед улетавшему «Красному ваншипу».
- Уверен, что помирятся. - ответил Клаус.- Они давно друг друга знают, и эта ссора для них не проблема.
- Хотелось бы верить... - Лави задумчиво покачала головой.
Они сидели на пристани перед домом, опустив ноги в прохладную воду. После ссоры Татьяна и Алисия молча начали готовиться к отлету. С Клаусом и Лави каждая прощалась отдельно. Лишь только при подготовке ваншипа они перебросились парой дежурных фраз и взлетели.
- Кстати, Клаус. - Лави встала и босиком пошла к дому, оставляя на деревянном пастиле мокрые следы. - Ложись спасть пораньше. На завтра есть одно дело.
- Какое? - Клаус обернулся и посмотрел на Лави.
- Секрет! - загадочно проговорила она. - К тому же, мы давно с тобой никуда не летали, а на завтра обещали хорошую погоду!
Клаус улыбнулся и кивнул. Посмотрел на розоватое закатное небо. Да, Моран был прав. Теперь они действительно могли лететь куда угодно и не бояться вернуться.

[кавайщик]

Название пока не придумал... Выкладываю по частям.

Смеркалось. Солнце уже закатилось за горизонт, и бурный трудовой четверг мирно агонизировал ярко-красным закатом на западе. Алые отблески, заполнившие полнеба, красили пробегающие, как бы между делом, облака в светло розовые тона, которые иногда принимали вид нереального стада невинных овечек. Но город, растёкшийся внизу разноцветьем рекламных вывесок и уличных фонарей, не видел этого. Он, как обычно, занимался своими делами: кого-то укладывал спать после рабочего дня, кого-то будил на рабочую ночь, а кого-то поднимал для продолжения, казалось бы, тихой, но бурной развлекательной жизни. Всем было не до заката, который затухал с каждой минутой. Всем, кроме одного человека.
Он стоял там, где обычные люди не захотели, да и не смогли бы стоять – на самой вершине старой, уже неработающей телевизионной башни, достаточно высокой, чтобы видеть всю красоту заката. Увидевшие его люди решили бы, что он собирается прыгнуть. Но никто его не видел – он был слишком мелок и незаметен на фоне окутавшего его чернеющего неба.
Он поежился и плотнее закутался в легкий летний пиджак, в котором внизу было жарко, и который наверху продувался всеми ветрами, что нещадно дули на высоте, жаля тело бесчисленными тысячами игл. В очередной раз в голове пронеслась мысль, а что он здесь делает? Уж не собирается ли прыгнуть7 А если да, то сможет ли? Правая нога как-то по-хозяйски поднялась и поспешил переступить через символическое ограждение, отделявшее его от смерти. Усилием воли ему удалось побороть опасный сепаратизм конечности и вернуть ее на место. Умереть он всегда успеет. Да и не за этим он сюда пришел. Он просто искал место, где действительно можно было бы уединиться. И во всем городе оказалось (по крайней мере он так думал) только одно такое место – вершина неработающей «мегаантенны», как шутили его однокурсники. И вот когда он смог уединиться, к нему пришло то, чего он старательно избегал. Воспоминания.