В этом мире она никогда не жила.
Лиза кое-как открыла глаза. На часах пять. Во рту гадко. Голова трещит. Каждую косточку сводит.
Что было вчера? Вчера была пятница. Клуб, серые машины: «девенашки», «четырки», дорогие и не очень иномарки. Друг, благоухающий «Хьюго Бос», сладкая понюшка «федра» на приборной панели серебристого «Ниссана». Она вдыхает крупицы продажного счастья, нос стал снова кровоточить. Друг смеётся. Всё-таки красивые литые диски на его машине. Такие яркие краски, вальяжные ночные птицы клокочут что-то на непонятном языке, из-за дверей доносится приглушенная музыка, проезжают бело-синие машины, каждый раз вздрагивая от их проблескового маячка, Лиза судорожно останавливает кровь. Руки как каучуковые, хочется встать и потоптаться от злости. Ну вот, нос прошел, благо, друг всегда держит в аптечке какой-то сухой лёд. Она зажевывает «Орбит», поправляет наспех макияж, тушь течет: ну и ладно, всё равно очки надевать! Она спешит в клуб: заказан столик, её без труда находят в списках.
А дальше? Дальше сумасшедшие танцы до утра вперемешку с текилой, лимоном и солью. Все вокруг тупые и невзрачные. Она знала точно всё наперед: каждый такт был ей известен еще за минуту до его начала, каждое слово друга на «ниссане» было ей известно еще за полчаса. Но, к её счастью, он говорил мало, не утруждал её своей глупостью. Она танцевала до исступления. Ноги болят: шпильки делают своё дело. Но сейчас уже суббота, пять дня. Она включает телевизор: красивая, загорелая, обнаженная девушка стоит грустная в ванной, но тут – уау! – поднимается красивая пена, потрескивают пузырёчки, пена стремительно опускается, зрачок девушки расширяется, на секунду в кадре лайм и неистово пляшущая девушка. «Покупайте наш гель для душа! Зарядись энергией дня!». Она переключает канал. На экране подростки на радуге. Они кушают цветные конфетки, но тут одного «отпускает», к нему приходит ощущение реальности – он падает с километровой высоты радуги. Диктор убеждает «ПОПРОБУЙ РАДУГУ!!!». Нет, она поклялась себе: больше ни единой крупинки «первого», ни одной машины, смайлика, сердечка, инопланетянина, покемона, валюты… никакого фена, никакого пластилина! Но синий экран всё более угнетает её: люди с черно-желтыми, светящимися глазами устроили свои пляски, люди, вкусив апельсинового сока, искажаются, их растягивает на весь экран, сужает, отправляет на луну. Нет, надо дотерпеть до вечера. Хотя, она должна передать приятелю пластилина: можно «открополить». Лиза заваривает кофе, щедро залив его коньяком. Пьёт. Отпускает. Хорошо.
***
Лиза сидит с подружкой в красном «рафике», разжевывает марку. Сегодня праздник, какой, она уже особо не помнит. Вроде чей-то день рождения. Они тронулись в сторону дома какого-то парня. Приехали. Так много народу. «И всё-таки, какие они все тупицы! – размышляет Лиза – у них все разговоры пор наркоту и вчерашнюю тусовку. Но я ведь не такая! У меня есть непыльная работа, любовь, пусть и несбывшаяся, в конце концов, жизнь надо прожить так, чтобы не было мучительно стыдно». С этими светлыми мыслями она предалась танцам и выпивке. Высокий, худоватый парень весь вечер строит ей глазки. Подруга толкает её в бок, мол, обрати внимание, нормальный паренёк, да и бумажник не обременен пустотой. Лиза с кокетливой улыбкой подходит к нему и заводит разговор. Она лукавит: назвалась Инной, сказала, что работает клерком. В эту ночь она уже не расставались. Дома её ждал преданный Данил. Заварила кофе с коньяком. Отпустило. Хорошо. *** Она явственно чувствовала: он обнял её. Он, умерший две недели назад Даня. Она чувствует его каждый день. Его объятия наполнены тоской по несбывшемуся. Холод в сердце, который не согреть коньяком. Жажда, которую не утолить водой. Тоска, которую не залить слезами, не утопить в вине, не переполнить похотью, не добить «понюшкой». Его объятия как пронзительный февральский ветер.
***
Прошел месяц. Тридцать один день и одна ночь, как нет Дани. На даче по будням никого нет. Лиза с утра до позднего вечера сидит на веранде. Не хочется ни есть, ни спать. Она умерла, она уверена в этом: она двигает предметы бледной рукой, они шевелятся, такие тяжелые и холодные, но она мертва. Это она должна была умереть, а не он. Боль не отпускает. Сердце после убойных доз антидепрессантов, кажется, приказало долго жить. Посеревшая от слёз фотография затёрта. Руки неприятно саднит от ударов в стенку. Это теперь такое развлечение – стучать похудевшим кулачком в стенку. Так монотонно: бум-бум-бум. Глаза почти ничего не видят. Слёзы проели нижнее веко. Надо бы закапать что-то, она уже не помнит, как выглядит трава и цветы. Сплошное серо-желтое пятно. В воздухе пахнет палёным сеном. Где-то в отдалении соседка поливает огород, вода шуршит… а ближе к ночи появляется ИХ звезда, на которую они смотрели несколько лет назад на юге, тогда он говорил: «Это наша звезда, смотри на неё, когда меня нет рядом, и я буду смотреть, и мы будем вместе смотреть, мы будем вместе!». Свете луны и звёзд так красиво блестит кольцо которое подарил ОН. В эту ночь она не сразу пошла смотреть на звёзды. Мама по недосмотру забыла аптечку. И вот на ладошке таблеточки заветные: 20 зелёненьких «анальгина», 10 желтеньких «аспирина», 20 красненьких «парацетамола»… кто-то из соседей смотрит телевизор. «Попробуй радугу!» - гипнотизирует диктор. «Ага – вздыхает Лиза – сейчас, еще чуть-чуть… Данечка, жди, я скоро приду!», давясь от от слёз Лиза разжевывает радужное месиво. Стакан тёплой воды. Она идёт на веранду, смотреть на ИХ звезду. - Жди, Данечка, я иду!
11.6.2009, 17:01
