Освещение города всегда раздражало меня. Даже не знаю почему, просто раздражало. Иррациональное раздражение – признак психоза.
И я шел через все эти сверкающие и мигающие огни чувствуя себя той крысой, что жмется к стенам, не решаясь выйти в центр комнаты. Не то чтобы я СТАРАЛСЯ держаться подальше от людей, так просто получалось. Ну не нравилась мне современная мода, современные вкусы и направления. Мои живые руки в количестве двух штук меня вполне устраивали, и потому встраивать себе шесть манипуляторов в ноги, спину и плечи я не видел смысла. Я не хотел слушать радио или смотреть телевидение все время, а потому возможность имплантирования мультимедиа чипа в мозг казалась мне бессмысленной. И опять таки, я не настроен активно против тенденций мира, мне они казались просто… не такими восхитительными чтобы за них цепляться. И полумеханический организм идущий по улице мне навстречу хотя и мало похож на человека, но тем не менее не вызывает у меня ни восторга ни отторжения. Он просто есть и все тут.
Однако почему-то, мое руководство считало что я страдаю манией консерватизма в скрытой форме и потому отказывалось давать мне продвижение по службе. И мне кажется, они и сами удивлялись как вообще я попал к ним на работу – все таки крупнейшая корпорация по производству имплантатов в мире. Может быть они даже подозревали что я шпион «Пьюристов», хотя… фигня все это. Перспектива всю оставшуюся жизнь тестировать взаимодействие новых имплантатов с эмбрионами меня вполне устраивала.
Поэтому то я так сильно удивился, когда сегодня моя начальница предложила мне повышение. Ну, строго говоря, повышением это не было – меня просто переводили в другой, недавно сформированный отдел на почти аналогичную должность. Нельзя сказать что это влекло за собой весомое улучшение заработной платы или рабочего графика – просто чуть более узкий круг обязанностей, многие из которых зеркально повторяли все то же что я делал раньше. Как по мне – еще одна никому не нужная наслойка: кто-то как всегда решил выслужиться и предложить очередное «улучшение для повышения эффективности», но начальница называла это «новой корпоративной политикой в организации труда». Что меня всегда восхищало в ней: так это умение свято верить в прописные истины. Поэтому я лишь пожал плечами – пусть делают что хотят, пока мои чеки заработной платы поступают ко мне во время.
И вот я шел по этим раздражающе ярким улицам и думал о том что надо купить рыбкам корм. Двух домашних рыб-ножей я всегда кормил самостоятельно. Опять таки, можно было встроить им в головы бионические чипы величиной с булавочную головку чтобы тот считывал сигналы их нервной системы и управлял механизмами кормушки, подсветки, подогрева. Но мне больше нравится самому их кормить, не знаю почему. Корм для рыбок я всегда покупал в одном и том же магазине, он как раз удачно располагался по дороге домой, и я всегда рассуждал как же уютно обустроена вселенная: нужный мне магазин и так удачно расположен. Еще один кирпичик в стене моего уютного бытия, моей надежной и незыблимой действительности.
Дориан, высокий, худой и отчаянно лысеющий владелец магазина «Барабус» сосредоточенно разглядывал темно-зеленое пятно на стене.
- Как ты думаешь, что это?
Это был первый раз, когда он заговорил со мной первым и не по делу.
- Эм… не знаю. Темно-зеленое пятно. Оно тут было все время
- Это лишайник.
Я не мог понять причин для такого торжествующего тона. Дориан был пьюристом, наверное они все-таки более чокнутые чем я думал.
- И что?
- Ты знаешь чем примечателен лишайник?
- Эм… нет.
- Лишайник – одновременно гриб и водоросль. – произнес он загадочно, для пущей убедительности подняв костлявый палец наверх. – он одновременно две вещи сразу, но при этом – он одно существо.
- Оу… эм… это увлекательно и необычно. - неуверенно ответил я.
- Вовсе нет. – внезапно сухо ответил Дориан, - некоторые вещи могут иметь намного больше сторон чем две. К примеру – мыши четырехмерны.
Скажу честно, тогда я его совсем, совсем не понимал. То вспышка энтузиазма, то это странное настроение.
- Это хорошо для мыши… наверное. А у тебя корм для рыбок есть?
Дориан неожиданно ухмыльнулся и как мне показалось, хихикнул
- Есть. Тебе обычный?
- Эм… да.
- Он подорожал на полкредита.
- А почему?
- А тебе обязательно нужны причины?
Не зная что сказать в ответ на это, по крайней мере неясное утверждение, я не нашелся и потому смирно заплатил все семь кредитов. В конце концов, легче сразу заплатить эти несчастные полкредита, чем втягиваться в излишне длинный разговор, а потом все равно заплатить эти полкредита. Выходя из магазина меня не оставляло чувство того, что спину мне сверлит взгляд Дориана, но обернуться и убедиться в этом мне не так и не хватило духу. «Это всего лишь моё воображение» уверял я себя. «Я лягу спать и всё пройдет» Привычная формула немного успокоила меня, Хотя входя в подъезд, я всё же поймал себя на мысли, что шел чуть быстрее чем следовало. Наверное, это психоз. Подозрительность, чувство взгляда в спину, повышенная подозрительность… Открывая дверь я для себя решил, что надо будет побольше почитать об этом.
Придя домой, я покормил рыбок и как обычно улегся спать. Долго пришлось ворочаться без сна – чувствовал себя так, как будто скакал на коне целый день. Что за чушь, я никогда не скакал на коне, тем более, не делал этого по ночам. А когда я все таки уснул, мне снились странные сны. Огромная, фиолетово-серая равнина покрытая скелетами, россыпи крупных изумрудов в горной реке, горящий механоид, сцепившийся в смертельном объятии с высокой женщиной с птичьими крыльями за спиной, двуногая помесь обезьяны и быка играющая в шахматы с упырем.
Проснувшись утром, я почувствовал облегчение. Такие сны – хреновая штука если на протяжении сорока трех предыдущих лет ты привык наблюдать ночью однотонную серую ничегошность. И что-то я забыл сделать, но что? Вспомнить так и не удалось, и я решил, что это было нечто неважное. Как всегда, всё уже не важно. Постепенно сон забылся, а я пошел на работу. Все как всегда.
Мое рабочее место располагается на минус втором этаже. Пластик и еще раз пластик – вот как можно охарактеризовать этот офис, равно как и большая часть Нью-Йорка. Пластиковым был потолок, пластиком был выложен пол, и стены были покрыты все тем же пластиком. Гигиенично, говорят они, в пластик подмешан какой-то антисептик, которого не переносят бактерии. Забавный факт – люди тоже не переносят синтетический запах этого лекарства, но производителям это почему-то уже не интересно. В конце-концов, если хочешь – можешь купить физиологический эквалайзер, встроить его в кору головного мозга и на время нахождения в офисе просто опускать уровень восприятия запахов до нуля. В нашем офисе так поступило большинство. Ну кроме меня. Так что я был в некотором роде рад, когда выдалась возможность вырваться из офиса и пойти в отделанный деревом и стеклом кабинет шефини на пятом этаже. Пусть знает, что я тоже кое-что из себя представляю как ценный работник. Я удивлялся сам с себя, наверное служебное рвение было продиктовано моим переводом, а может нервная ночь так подействовала. Как бы то ни было, я стоял перед этой сучкой крашеной, а она просматривала мой отчет, комментируя его по ходу просмотра. Я назвал её крашеной сучкой? Эта мысль шокировала меня, но от самоанализа меня оторвал её голос.
- Тут нет никакой ошибки. Очевидно, что это просто неудачная партия. Да и критерии отбора в Центре повысили.
Только человек очень хорошо знающий мою начальницу уловил бы эту фальшь в ее голосе. Когда она лжет, то невольно говорит на полтона выше. А у меня было музыкальное образование.
- Вы уверены?
Все таки, если партия в пятьдесят тысяч эмбрионов уходит на две недели в Центр Биоинженерии для проверки на дефективность, а возвращается оттуда только пятнадцать тысяч – тут налицо какая-то ошибка. Однако шефиня так не считала. Вернее – она знала что это не ошибка, а нечто запланированное. Но не хотела, чтобы я знал что именно.
- Абсолютно. Возвращайся к своей работе, Грегори.
И я пошел из ее кабинета, в свой унылый офис. Самое интересное – когда я уже вышел за дверь и пройдя несколько шагов, оглянулся назад, то сквозь прозрачный плексиглас я заметил что Минари кому-то звонила. Впрочем, я забыл об этом буквально через пару минут, поглощенный другой мыслью: «У меня, черт подери, нету музыкального образования. Черт подери?». Я знал такие слова? От удивления я даже споткнулся, и под насмешливый шепоток двух молоденьких ассистенток, поспешил к себе, не прекращая размышлять о случившемся.
У меня в дипломе значилось «Специалист по учету и переводам материальных ресурсов», и я помнил эти восемь лет проведенных в колледже менеджмента. Откуда взялась эта мысль об музыкальном образовании? Тем не менее, я почему-то начал разбираться в полутонах, будь они неладны.
Придя обратно, в пропахшее пластиком и антисептиком помещение, я крепко задумался. Все же тридцать пять тысяч эмбрионов из пятидесяти тысяч – это слишком много чтобы быть забракованным материалом.
Пальцы забегали по сенсорной поверхности стола. Я поднимал всю доступную мне информацию по операциям с эмбрионами. Ее было много, и для большинства она выглядела бы хаотичным набором цифр, диаграмм и графиков, для большинства, но не для меня. Достав из кармана лакричную палочку и засунув ее в рот, я начал изучать отчеты о переводах…
Когда я оторвался от экрана, то с удивлением обнаружил, что в офисе уже никого нет. Видимо я так увлекся, что не заметил, как пробежало время. Посмотрел на часы и…
- Половина шестого?
Офис безмолвствовал. Чертов пустой офис, в котором должно быть двадцать пять человек. Что за чушь? Я встал из-за своего стола и прошелся по помещению. Никого. И под столами, разумеется, никто не прятался. В голове промелькнула дурная мысль «всех убрали, чтобы добраться до меня», под аккомпанемент «Geschichten aus dem Wienerwald».
- Сказки Венского леса…
Это я подумал? Мое сумасшествие определенно прогрессировало. Сегодня наверняка был короткий день из-за очередного праздника о котором я забыл, а музыка лезла в голову из-за того что соседи слишком громко смотрят музыкальные телепередачи на своем старомодном широкоформатном телевизоре. Вооружившись этими мыслями, я в быстром темпе собрался и потопал домой. Благо, работа располагалась сравнительно недалеко от дома и можно было пройтись пешком и подумать о насущном. Но стоило мне выйти, как я тут же нарвался на гадости.
- Сэр, а вы верите в Бога?
Миловидная пара – парень и девушка, протягивали мне листовку «Пьюристов». Несмотря на начинавшиеся осенние холода, они оба были одеты в легкие матерчатые куртки с эмблемой своей секты – изображение человека от Леонардо да Винчи, этого четверорукого-четвероногого мужика. Сектанты – назойливые и противные в своей доброжелательности люди, которые считают себя самыми умными и правильными, а остальных воспринимают как стадо заблудших овец.
- Нет.
Судя по тому как быстро они продолжили разговор, у них была заготовлена речь на любой случай.
- Но ведь Бог любит вас! И красота чистого человеческого тела, разве она не стоит того чтобы сохранить ее? Зачем нужны операции, уродующие то что так прекрасно?
Я остановился и окинул их чуть более пристальным взглядом. Они радостно переглянулись между собой, «половина дела сделано – он остановился». А я, глядя им в глаза, серьезно и твердо выговаривая каждое слово, рассказал им как около пяти лет назад группа сектантов из «Тела Бога» не дала врачам провести операцию на ребенке, больном остеогенной саркомой. Они сказали, что их вера не позволяет делать операции на ребенке, а скальпели, имплантаты и протезы это изобретение дьявола. Вместо того чтобы лечить несчастную девочку, они заставляли ее пить святую воду, все надеялись на чудо. Но чудес не бывает. Говорят, она так страшно кричала перед смертью, что люди слышавшие ее крики седели.
Судя по их лицам, они не слышали об этом. Девушка вся сжалась, и чуть побледнела.
- Вера, это хорошо, - продолжал я, - но только до тех пор, пока она не заслоняет здравый смысл.
Оставив их стоять, я побрел дальше. Настроение было поганым. Пройдя несколько метров, я услышал позади сдавленные крики, оглянулся и увидел как парня и девушку запихивают в полицейский коптер трое дюжих полицейских. Обычная картина – сектантов сейчас отвезут в участок и посадят на пятнадцать суток за нарушение общественного порядка и приставание к прохожим. Мне не было их жаль. Мне было всё равно.
Оставшуюся дорогу я практически не заметил, уж больно много было пищи для размышлений. Как минимум три места в отчетности по перевозке и хранению эмбрионов были подправлены задним числом. И не заметил бы я этого, если бы пару месяцев назад, корпоративное программное обеспечение не было обновлено. Нужно ли быть гением, чтобы увидеть, что документ за третье января был оформлен в стиле, который появился только в середине августа? Хотя это и был отчет из другого города, он тем не менее имел прямое отношение к Центру Биоинженерии. Но что же было в нем вначале – что было исправлено? Этого я пока не знал.
Придя домой, я покормил рыбок, поужинал холодным куском фабричного пирога, отдававшего пластиковой упаковкой, и лег спать. Однако, в первый раз за последние лет десять, не смог уснуть сразу. Лежа в кровати и глядя в теле-потолок «звездное небо» я все думал и думал.
- Потолок, покажи мне… природу какую-нибудь, что ли.
Электронные мозги за двенадцать тысяч кредитов долго думали над приказом, прежде чем показать длинную горную гряду, и медленно угасающий свет.
- Где это?
В нижней части экрана высветилось загадочное «Карелия».
- Это там где я отдыхал прошлым летом, - хмыкнул я и полуприкрыв глаза, начал медленно засыпать, вспоминая как я сплавлялся по рекам на катамаранах…
- Мляяя!!!!
Меня словно током ударило в голову. Сев на кровати, я потирал глаза и пытался стряхнуть с себя сон. Это были последние симптомы умственного расстройства – ложные воспоминания. Первый раз услышать о какой-то стране или острове или чем бы это ни было, и мало того что подумать что ты там был, так еще и ВСПОМНИТЬ все путешествие так, как будто прошло буквально пару недель. Завтра надо будет пойти к доктору, к психологу или психоаналитику, или может психотерапевту… «Клирику» - услужливо подсказала память.
- Клирику, - машинально повторил я.
Сумасшествие явно наступало все ближе и ближе. Я вдруг ощутил в себе необычную ярость, хотелось взять огромный, двуручный топор и (Censored) порубать всех на своем пути. Ярость, какую я еще никогда не ощущал, она вдруг нахлынула горячим красным потоком. Он начался где-то в затылке, заполнил голову, застучал в висках как отбойный молот и как зараза распространился по всему телу, наполняя его горячей пульсирующей ненавистью. Перед глазами все поплыло, красный туман встал перед глазами густой пеленой…
Когда я пришел в себя, вся квартира выглядела так, как будто по ней прошелся ураган или орда монгольских завоевателей. Все что можно было разбить или сломать было уничтожено, разорвано и перекручено. Синтепон из одеяла и подушки лежал на всем окружающем, включая меня. Теле-потолок был покрыт густой сетью трещин расходившихся от места мощного удара в центре. Кровать, стол и стулья были разломаны на куски, ковролан был содран с пола как кожура с апельсина. На оборванных краях отчетливо виднелись следы зубов. Шевельнув языком, я содрогнулся от резкой боли, которую до этого не замечал… зубы шатались, многие из них были сломаны, а язык был прокушен в нескольких местах. От соленого вкуса крови хотелось блевать. Подняв руку ко рту, я увидел что несколько пальцев были то ли сломаны, то ли вывихнуты…
«Что же это творится то такое?» Меня трясло, я не понимал что происходит и особо понимать не хотел. Единственное желание – уйти, спрятаться от этого безумия. Дрожащими руками я достал из аптечки упаковку со снотворным и выложив сразу четыре таблетки, положил их в рот. Лекарство почти сразу растворилось на языке с приятной прохладой, принеся с собой благодатное забвение.
Проснувшись на следующий день в луже собственных выделений, я долго пытался вспомнить что же со мной произошло вчера и почему квартира выглядит как будто было землетрясение. То что я вспомнил облегчения не принесло. Кое как одевшись, я позвонил на работу с выключенным видеофоном и сказал что болен. Затем заказал такси до ближайшей больницы.
Говорят, когда-то больницы пахли хлоркой и лекарствами. По-крайней мере, я читал такое в книгах. Сегодня больницы пахнут также как и все остальные здания в Нью-Йорке – они пахнут пластиковым антисептиком. А медсестры теперь остались только в клиниках по трансплантации, в обычных поликлиниках врачей заменили машины. Они сканируют человека, ставят диагноз, выписывают лекарство и оперируют. Мрачно. В клиниках по трансплантации все еще работают медсестры и медбратья – мысль о том что во время нахождения в палате за вами, голыми будет ухаживать красавица или красавец, приятнее клиентам, чем бездушные автоматы.
Мне предложили заменить обе руки и челюсти на «качественные протезы не подверженные поломке», но я отказался, хотя моя страховка и покрывала эти расходы. Мне мои хрупкие руки как-то привычнее, чем титановые. Так что мне под местным наркозом провели операцию по сборке и укреплению пальцев небольшими металлическими штифтами, а в рот установили уродливую систему железок, из-за которых я начал шепелявить и картавить как младенец. Зубы нарастили заново, но из-за приспособлений во рту, я выглядел уродом. Хотя… кому какая разница, все равно, последние пять лет мой круг общения состоит из двух рыбок, продавца в зоомагазине и шефини. «Жалкое зрелище» сказал бы мой однокурсник… хм, как его звали то? Даже не могу вспомнить имен однокурсников. Старею? Хотя какая разница? Какая МНЕ разница, от того как звали какого-то там моего однокурсника, которого я не видел уже лет двадцать, и еще столько же не увижу.
- Приходите еще, будем ждать. – произнес механический голос половичка, когда я выходил из больницы.
- Нет, спасибо. – автоматически ответил я.
Дожил, разговариваю с механизмами. Срочно к клирику, вправлять мне мозги, пока я не сунул голову в петлю… То есть какому еще клирику? К психиатру!
Психиатр оказался приятной, чуть полной афроамериканкой и, насколько я мог судить, из имплантатов был лишь порт памяти за левым ухом. Я разглядел его, когда она повернулась, показывая мне куда прилечь.
- Итак, Грегори Симмонс, что же привело вас сюда?
Я рассказал ей о том что последние несколько дней я сам не свой. Вижу странные сны, иногда меня охватывают странные приступы гнева, и у меня появляются ложные воспоминания о местах, где я не был и о событиях, которые не происходили.
- А эти воспоминания, они всегда на одну и ту же тему? То есть одно и то же место, один и тот же вид событий?
- Нет… Иногда я вспоминаю как иду по разгромленным улицам Нью-Йорка со своими товарищами, а иногда – огромных каменных тварей, которых я рублю топором. Воспоминания абсолютно разные, но все они – чужие, не мои. Скажите, я сошел с ума?
- Рано говорить о сдвигах в психике, - улыбнулась эта обаятельная женщина, - судя по тому что я услышала, вы просто устали от однообразия и обыденности и потому склонны фантазировать. Последнее время вы ведь совсем отдалились от общества, игнорировали любые тенденции в нем.
- Вы про имплантаты?
- И про них тоже. Как работник корпорации, которая занимается именно биотехнологиями, вы наверняка знаете все их преимущества, равно как и недостатки. В вашей работе наверняка есть несколько аспектов, для которых было бы желательно иметь, скажем, имплантат расширенной киберпамяти или доступа к сетевой почте. Несмотря на то, что это может быть вам необходимо, вы продолжаете утверждать что оно вам не нужно. Это не плохо, на самом деле, но является сигналом некой преграды, которую вы воздвигли между собой и окружающим миром.
- А мой вчерашний срыв?
- Иногда такое случается с людьми, которые много лет подряд копили в себе эмоции, не давая им выхода наружу. Обрушилась та самая стена, о которой я говорила. Конечно, в вашем случае проявление внутреннего «Оно» было более ярким, нежели обычно, но я верю, когда вы пройдете курс социоадаптации и самоконтроля, вы сможете не только…
Ее слова прервал сам по себе включившийся телевизор. Специальный выпуск новостей. Хорошо поставленным голосом, диктор говорил о том что в городе объявился опасный маньяк. Прошедшей ночью было убито восемь полицейских. На их телах были обнаружены следы холодного оружия.
Я вдруг отчетливо вспомнил как убивал их. Шел по улице, никого не трогал, а они сами подошли, заговорили на каком-то непонятном языке, потом взяли за руки. Я расшвырял их как котят. Они вынули какие то пугалки и начали осыпать меня мелкими металлическими штучками, меньше чем пуговицы величиной. Штучки ударялись об кожу, залезали под нее и жгли. Вначале было смешно, а потом я разозлился. Топор прошелся по трем животам, защищенным лишь тонким куском ткани. Их внутренности вывалились из распоротых животов – горячие, красные, вонючие. Я только вошел в раж, когда они все закончились. Это было слишком быстро и я был недоволен.
- Это я…
В горле пересохло. Я вдруг почувствовал себя ужасно уставшим и потерянным, как маленький ребенок в огромном торговом центре: один среди стекла и металла.
- Это я их всех убил. Гулял по улице, а они меня спровоцировали, и я их порубил. Всех. Если бы мне попался кто другой, я бы убил его…
Женщина обернулась на меня, нет, не со страхом, с сочувствием.
- Грегори, где вы живете?
Я назвал адрес.
- Все эти люди были убиты на противоположном конце города. Если бы вы в приступе гнева вышли на улицу, то не стали бы ехать через весь город. Тем более, по сообщениям диктора, атакующий был намного выше вас ростом. Грегори, вам надо просто успокоиться…
Пока она говорила, я встал, твердым шагом подошел к ней. В ее глазах появилось непонимание происходящего и страх… она успела открыть рот… не знаю зачем, может чтобы позвать на помощь. Я не дал ей такой возможности – одной рукой зажал ей рот, а вторую положил на затылок, и крепко сжав ее голову, резко дернул. Отчетливый хруст позвоночника, и она упала на пол, с головой, свисающей под неестественным углом, очевидно – безжизненная. Мною овладела паника, что же я наделал?!..
- Грегори, вы слышите меня?
Я вздрогнул и очнулся. Доктор все еще сидела на своем кресле и смотрела на меня с благожелательно-материнской улыбкой. Живая и невредимая.
- Д… да, я вас слышу. Вы правы, мне просто надо успокоиться. А нет для этого каких-нибудь лекарств?
- Обычно, я не рекомендую своим пациентам лекарств…
- Я очень прошу…
Видимо я выглядел уж очень нервным и бледным, так что она выписала мне рецепт на какое-то успокоительное. Я торопливо засунул листок в карман и поспешил покинуть это место, пока мои видения не претворились в действительность.
Хотелось бы мне сказать, что на улице я вдохнул полную грудь свежего воздуха. Отнюдь. Нью-Йорк встретил меня до отвращения синтетическими выхлопными газами, запахом мусора, пластика и антисептика. Яркие неоновые вывески ядовитых цветов окружали со всех сторон, давили, уничтожали, вжигались в мозг. Люди нашпигованные имплантатами ходили вокруг, я как будто попал в галерею уродцев – многоглазых, многоруких, мерзких до отвращения, полуискусственных созданий. Ощущение было такое, словно я наглотался таблеток безумия, да что там… как будто я попал в океан безумия… хотелось кричать и беситься, чтобы сбросить с себя эти сжимающие кольца помешательства. Я обхватил голову руками, закрыл глаза и громко закричал. Крик рвался из груди как птица из лап хищника – отчаянно и надрывно.
Меня кто-то подхватил на руки, подсадил в машину, повез куда-то. Было уже безразлично, я даже не открыл глаза чтобы увидеть происходящее со мной – самое главное, подальше от этого безумия. Меня убаюкивало неспешное движение, качание из стороны в сторону, скрип рессор…
24.9.2013, 21:54
